— То, что его убила Этта, для меня было ясно с самого начала. Это не мог быть никто другой. Она ненавидела его. Ненавидела хладнокровно и до уничтожения. Я всегда говорила Гвидо, чтобы он ее остерегался. Почему ты ему не помог? Ведь ты был его лучшим другом. — Выпрямившись во весь рост, она стояла перед Осси, закутанная в свое пальто, как в грозовое облако, и смотрела на него сверху вниз.

Осси слегка втянул голову в плечи.

— Рут, будь благоразумна. Как я ему мог помочь? Разве я был с ним, когда…

Рут отвернулась от него и забегала по комнате, как по клетке.

— У нее черствости — на десяток мужиков, знаю я этих белокурых бестий… И она еще отвертится, скажет, что это была самооборона.

— Это понятно… А почему Гвидо поднялся домой через балкон?

Рут нетерпеливо отмахнулась.

— Причем у нее столько бесстыдства, что хочется дать по морде… С утра до вечера разгуливает теперь с этим Виктором, ездит с ним за город, наряжается, как кукла, надевает самые дорогие платья. А Роман — такой осел!

— А что Роман?

— Он, конечно, на стороне своей любимой кузины. Ты же его знаешь… Этта для Романа — неземное существо. Ах, мне все это так действует на нервы, Осси. Но цыплят по осени считают. Я скоро опять приду. Только Роман ничего об этом знать не должен.

И Рут ушла, громко захлопнув за собой дверь.

Харальд фон Фройдберг спустился вниз из пансиона, погруженный в свои мысли. Он полчаса прождал у закрытой двери комнаты Рут и даже немного поговорил с сестрой Маргой.

— Все, что я могу вам сказать, господин Фройдберг, это то, что ваша жена звонила сюда в субботу пять раз…

— Из Зальцбурга?

— Да, из Зальцбурга. На пятый раз она, наконец, дозвонилась и поговорила с Рут. Но о чем, я, конечно, не знаю.

— И вы не знаете, была ли моя жена здесь?

— К сожалению, нет… Видите ли, такие вещи мы не контролируем. У нас каждый живет в своих четырех стенах так обособленно, как в своей собственной квартире. Мы не интересуемся, кто приходит или уходит…

Ждать Фройдбергу больше не хотелось.

Медленно, шаг за шагом, он преодолел последние ступеньки, все еще безотчетно надеясь на встречу с Рут.

И она, действительно, появилась. Увидев его, Рут с испугом отскочила назад и громко вскрикнула. Фройдберг растерянно посмотрел на нее.

— Да что случилось, Рут? Ты же совсем…

— Я… Я думала, что ты уже далеко, за семью морями…

— Что это значит? Почему за семью морями?

Рут понемногу справилась с собой.

— Никто не мог тебя найти. Где же ты был?

— На Альме… У друзей Хайнца Цирша. А что? Кто меня искал?

— Тебя ищет полиция, Харальд… Они думают, что ты сбежал.

— Я? Сбежал?

— Из-за убийства Гвидо Ахенваля.

— Да это же смешно! Какая может быть связь между мной и убийством?

— Я не знаю, Харальд… Но тебе надо пойти в полицию…

— Меня не интересует Гвидо Ахенваль, — резко выкрикнул он. — Я хочу знать, что с Лорой… Она была у тебя? В Зальцбурге ее нет. Наша уборщица говорит, что она уехала в субботу. Куда, Рут? Ты должна знать!

Рут опустила голову и ничего не ответила.

— Почему ты не отвечаешь? — набросился на нее Фройдберг. — Вы же в субботу разговаривали по телефону. Что тебе сказала Лора?

— Она хотела приехать в Мюнхен.

— И она приехала?

— Лора мертва, — бесцветным голосом произнесла Рут.

С лица Фройдберга исчезла вся краска.

— Как так мертва? Лора?.. Она что-то сделала с собой?

Рут покачала головой.

— Все было так же, как с Гвидо. Убийство… На том же месте и тем же способом… В квартире Этты.

— Тогда это Этта…

Рут прямо и твердо посмотрела ему в лицо.

— Лора позвонила Этте в субботу в половине пятого и договорилась встретиться с ней в ее квартире. Это все, что я знаю.

Губы Фройдберга превратились в тонкую линию, будто порезанную бритвенным лезвием.