Пелена - Петр Истомин (2020)

Я опустился на колени и убрал оставшуюся землю. Люк был квадратный, примерно метр на метр, сделанный из заржавевшего металла. Никаких ручек не было.

Со второй попытки мне удалось подцепить крышку дрожащими пальцами и поднять ее. Она была очень тяжелой, заржавевшие петли проворачивались с большим трудом. Под люком обнаружилась темная шахта, уходящая глубоко под землю. На одной из стенок шахты была ржавая металлическая лесенка. Я достал фонарик и посветил им в темноту. Луч до дна не доставал.

Зажав фонарик в зубах, я начал спускаться. По мере того, как я продвигался все глубже, завывание ветра на поверхности становилось тише, а стук подошв моих ботинок о металлические перекладины – громче.

Наконец левая нога уперлась в твердую поверхность. Я развернулся и осмотрелся, водя вокруг себя лучом фонарика. Какой-то технический коридор, вдоль стен которого тянулось несчетное множество кабелей самой разной толщины. Наугад выбрав направление, я пошел вперед. Коридор был длинным, конца ему не было видно. Я сам не заметил, как почти перешел на бег. Под ногами хлюпали небольшие лужицы.

– Холли! – крикнул я.

Мой голос эхом разнесся по пустому туннелю.

Примерно через каждые пятнадцать метров я натыкался на двери. Они вели в маленькие комнатушки, в которых стояли какие-то шкафчики с инструментами и рабочими комбинезонами.

– Холли! – кричал я каждый раз, открывая новую дверь.

Само собой, ее нигде не было. Надежда, зародившаяся было во мне, сменилась отчаянием.

Я обшарил все комнаты, каждый закуток. Я нашел все люки, ведущие на поверхность, которые были разбросаны по парку. Я намотал по этому туннелю не один километр.

Сколько времени я пробыл здесь?

Фонарик начал садиться, свет замигал.

Я остановился и сложился пополам, тяжело дыша.

Здесь никого не было.

Фонарик моргнул в последний раз и погас.

В темноте мое хриплое дыхание отзывалось металлическим эхом.

Я набрал полные легкие воздуха

– Холли! – отчаянно крикнул я в пустоту. Мне ответило только эхо.

8

Я вздрогнул и проснулся. Сердце быстро стучало, а во рту пересохло. В тусклом утреннем свете, льющемся из окна, поблескивала висящая в воздухе пыль. Я повернул голову в сторону кровати Джулии. Она была пуста. Из-за двери ванной комнаты доносился звук льющейся воды.

Я принял сидячее положение и прислушался к своим ощущениям. Тело все еще болело, но, кажется, меньше, чем вчера.

Я сходил в душ и оделся, вещи за ночь полностью высохли.

Мы спустились в тесную комнату на первом этаже, гордо называвшуюся рестораном, чтобы съесть включенный в стоимость номера завтрак. Он состоял из двух тостов с тонким слоем масла, йогурта и чашки остывшего кофе. Что ж, это лучше, чем ничего.

Выйдя на улицу, мы направились в переулок, где под листами намокшего картона была спрятана наша машина. «Давно пора ее поменять», – подумал я.

Остановившись у обочины, я напомнил Джулии, чтобы она прикрыла капюшоном лицо, и мы с ней направились к двери под неоновыми вывесками «Саммер найт» со стилизованной луной над поверхностью океана и «Открыто двадцать четыре часа в сутки». Колокольчик над входом звякнул, и мы вошли внутрь.

Бар встретил нас полумраком, запахом сигаретного дыма и спиртного. Вдоль стены с окнами, занавешенными пыльными шторами, стояли маленькие столики и диванчики из липкой синтетической кожи. Напротив расположилась длинная барная стойка. Бутылки поблескивали в тусклом свете нескольких старомодных ламп, висящих под потолком. В столь ранний час посетитель был один – за дальним столиком сидел помятый мужчина в пальто. Вернее, он лежал лицом вниз прямо на столе, в помещении слышался еле уловимый храп.