Снайперы - Владимир Никифоров (2016)

Клим только что вышел из воды и стоял перед ними, голый, не считая узких плавок, мокрый, и Аня, которая в купальнике и без обычной косынки на коротких прямых волосах казалась чуть ли не ровесницей Надьки, подняла на него глаза и сказала мягким голосом, так не похожим на визгливый Надькин:

– Клим у нас прямо… как спортсмен!

Тут-то Надя и сказала, какой он. Клим хотел возразить, что вовсе он не тонкий-звонкий, а сильный и взрослый, работает на учалке наравне с отцом, стоит за Аню ночные вахты, подтягивается на турнике, но, опустившись между ними на песок – справа белое рыхлое плечо сестры, слева Анино, крепкое, загорелое, гладкое, буркнул:

– Ты зато – нас с маманей перевесишь!

Аня лицемерно хохотнула:

– Я в ее годы еще толще была!

Надька вскочила на свои ножки-коротышки:

– Ага, значит, я толстая? А вы… вы… вы… – От возмущения она даже потеряла дар речи. – Вы прямо как эти… как полюбовники!

Выпалив это, она с шумом и брызгами бросилась в воду и поплыла некрасиво, по-собачьи, как плавало большинство виденных Климом на воде женщин. Клим и Аня смотрели на нее и неловко молчали, наконец Аня сказала, словно оправдываясь:

– А я никогда толстой не была. И загорала быстро, меня так и звали: Анька копченая. И нашу речку быстрее мальчишек переплывала. – Помолчав, ненатурально засмеялась: – В полюбовники вот записала!..

Искоса взглянула на него, но он не повернулся к ней и ничего не сказал, подумав, что, конечно, Надьке обидно, раз он ее не любит так, как Аню, но разве он виноват, что Аня лучше всех?

Аня, словно прочитав его мысли, поднялась и, будто красуясь перед ним, поправила лифчик, повязала белую косынку, а он увидел рыжие заросли ее подмышек и вдруг вспомнил Груньку…

– Пойду я, – сказала она, не глядя на него, – Степан уж там распсиховался, поди. А ты с Надькой уж как-то… Чтоб не болтала зря. – Двинувшись к мосткам, бросила через плечо: – Любит она тебя, вот и бесится.

То, что она назвала отца по имени, а на него старалась не глядеть, заставило Клима понять: что-то закончилось у них сегодня с Аней, он уже не ребенок, вон как Аня взглянула на него, когда он выходил из воды! Он пошел к Надьке и увидел, как радостно вспыхнули ее глаза…

Больше купаться вместе им в это лето не довелось: был долгий и длинный рейс, в котором сначала мучили жара и комары, потом попали в сильный ветер и шторм, а в Северном порту скопилась к их приходу очередь из более чем ста грузовых судов.

Степан с проводником, выпив всю норму, полагающуюся по естественной убыли винно-водочных изделий, занялись рыбалкой, забрасывая переметы прямо с кормы лихтера, и Аня замучилась чистить и жарить всех этих чиров и сигов.

Клим стоял все ночные вахты, только ночи на Севере как таковой не было, да и рейд не спал: словно автомашины по улицам и переулкам, сновали между лихтерами и самоходками рейдовые теплоходы и служебные катера, речники перекликались, даже не пользуясь рупором, а в тихую погоду ездили друг другу в гости на шлюпках.

Утро наступало незаметно, и Клим всегда говорил входившей в рубку Ане:

– Чё так рано? Спала бы еще!

Аню, видимо, такая «забота» не очень радовала, и она садилась на диванчик и начинала обсуждать с ним будущий день: что готовить на завтрак, обед и ужин, что заказать отцу, если тот поедет на берег, что надо сделать по судну… Такой порядок – обсуждать все вопросы не со Степаном, а с Климом, словно он был главой семьи и шкипером, завелся чуть ли с начала навигации, но теперь это почему-то не радовало, а раздражало Клима.

– А давай испечем рыбный пирог, – говорила Аня, – только ты рыбу почисть и кости вынь.

Он слушал Аню, и ему становилось все обиднее, словно до сих пор Аня обманывала его и притворялась, а теперь он раскрыл ее обман, и жалко себя до слез. И Аню ему было тоже жаль, ведь он никого не любил так, как ее, но ему больше нельзя любить Аню.

* * *