Сводные - Жасмин Майер (2021)

Мне очень хочется все бросить и уйти после вопиющего отцовского поступка, просто испариться, не сидеть в этой розовой комнате, которая убрана чужими руками и теперь как будто и не принадлежит мне. Но я знаю, что хватит с меня бегства. Москва мне доказала, бегством я ничего не решу. Хотя бы кто-то один из Дмитриевых должен начать думать головой, а не эмоциями.

Я все рассказала. Легче пока не стало, но Ксения Михайловна говорила, что однажды все-таки станет. Костя говорил правду, мой отец никогда не будет готов к таким новостям и рассказать надо было раньше.

Закрываю глаза и снова вижу, как отца оттаскивал патруль, а до этого мы вдвоем с Оксаной его от Кости.

А сам Костя мне так ничего и не сказал. Никак не отреагировал на эту новость.

Глупая, а когда ему было говорить хоть что-то? Между тем, как ему прилетело ногой по ребрам или, может, когда папа рассек ему бровь?

Оксана оставила его одного в больнице и вернулась. Как так можно?

Обнимаю себя обеими руками и плачу. Сижу на краешке застеленной кровати, в той же рубашке, которую натянула на себя еще в квартире Розенберга, потому что она оказалась со мной. Во-первых, она теплая, а во-вторых, это оказалась единственная свободная верхняя одежда, которая у меня есть. Вся остальная подчеркивает живот слишком очевидно. Оказывается, раньше я носила невероятно узкие и обтягивающие вещи.

Стук в дверь заставляет меня подпрыгнуть на месте.

Открываю дверь. Там отец. Лицо как маска. Хочется броситься в объятия, заплакать, обнять, но он стоит на расстоянии. Показывает рукой на кухню.

— Оксана пришла.

— Я слышала.

Иду следом за ним. Оксана разливает горячий чай. Теперь она отвечает за то, где хранится чайник и заварка. Папе больше не надо ломать голову над этим, но почему он не стал от этого счастливее?

Он занимает место у окна, складывает руки на груди и спрашивает:

— Когда это произошло?

— Что именно ты хочешь узнать, папа? Как это было, где или сколько раз мы это делали?

Я все еще зла на него.

От моей дерзости глаза у отца становятся ядовито-зеленые. Бабушка, когда он злился, говорил: «А ну не выпучивай на меня свой крыжовник» Это всегда помогало, он смеялся, но думаю, мне уже не поможет.

— Не зли отца, — машинально говорит Оксана, опускаясь со мной за стол. — Он пытается сделать, как лучше.

Что может измениться от моего ответа? Детально расписывать подробности своей личной жизни я все равно не буду.

— Это произошло десять недель назад, — отвечаю, вскинув подбородок. — Большего тебе знать не нужно. И не следовало так сильно его бить, — смотрю только на отца.

Если Оксана не готова противостоять ему, то это сделаю я. Никто не имеет права махать кулаками. Это я знаю твердо. Даже если у нас с Костей не сложится, папе не стоило реагировать так бурно.

— Он не один виноват в том, что случилось, — продолжаю. — Я тоже участвовала, папа. Будешь и меня бить ногой по ребрам?

Зелень в его глазах зашкаливает.

Я не узнаю собственного отца, но даже когда мы ссорились раньше, он никогда не смотрел на меня вот так.

— Юленька, — мягко откашливается Оксана. — Не говори так с отцом.

— Почему вы защищаете моего отца, а не Костю?

— С Костей все хорошо, девочка. Нет причин для беспокойства. Платон ведь не убил бы его, в самом-то деле, — как-то неуверенно говорит она.

Бросает испуганный взгляд на моего отца, а потом снова в чашку. Неужели Оксана настолько слишком держится за новую семью? А почему уже списала со счетов сына?

Отец переводит взгляд на Оксану. Он держится преувеличенно далеко. От нас обеих, а мы с ней сидим за столом, будто мы одна команда. Почему? Что между Оксаной и отцом пошло не так и что нас с ней объединяет, если не Костя, которого она и не думает защищать?

— Есть новости, Оксана? — бесцветным голосом спрашивает ее отец.

— Нет, — отвечает она. — Давай завтра поговорим, Платон.