Отдана за долги - Лана Пиратова (2020)

— Так. А приехали Вы на дачу одна?

— Нет. Меня привез Стас.

— Стас? — переспрашивает следователь.

— Станислав Нечипоренко. Мой знакомый. Вы его допрашивали? Что он сказал?

— Станислав Нечипоренко скрылся. Его нигде нет. Ни дома, ни на работе. Телефон тоже не отвечает. Скорее всего, он будет объявлен в розыск.

Я хмурюсь. Как? Стас? Они подозревают его? Но зачем ему это надо было?

И, как будто прочитав мой немой вопрос, следователь спрашивает:

— Мог ли Станислав устроить поджог?

— Стас? — удивляюсь я. — Но зачем?

— Это я должен у Вас спросить, — усмехается следователь.

— Я не знаю, — отвечаю, опуская взгляд. — Я не знаю, кому нужен был этот поджог. А, может, всё-таки, это случайное возгорание?

— Нет, — произносит он твердо. — Как Вы тогда объясните, что дверь была заперта?

Пожимаю плечами.

— Может, мне показалось? И она не была заперта? Просто мне не хватило сил?

— Да, нет, — качает головой, — здесь Ваши показания сходятся с показаниями Дамира Сатоева.

При упоминании этого имени я сразу же вздрагиваю.

— Он рассказал, что дверь была подперта снаружи лопатой, — продолжает следователь.

— Лопатой? — не скрываю удивления.

— Вы не помните, как оказались на улице?

— Нет. Я помню лишь, что очнулась, а рядом Дамир…

— Сатоев?

— Я не знаю его фамилии.

— Ну, хорошо. А что он там делал?

— Я не знаю, — и это абсолютная правда.

Мне и самой хотелось бы узнать, что он там делал.

— Ладно. Допросим его ещё раз, — говорит следователь, что-то записывая.

— Можно спросить? — отрываю его я.

Он поднимает на меня взгляд.

— Да, конечно.

— А его арестовали? Это правда?

— Кого? Сатоева? Да.

— За что?

— Я не могу разглашать данную информацию. Вы же не его адвокат.

Черт.

— Подпишите вот здесь и можете идти, — он протягивает мне какую-то бумагу.

Подписываю не глядя, потому что сейчас у меня в голове бардак. Мысли сбивают одна другую.

Выхожу в коридор и не решаюсь уйти. Что-то держит меня здесь. Почему я просто не могу уйти и забыть? Меня не должна волновать судьба этого человека.

Папа прав — так к лучшему.

Зажмуриваюсь на мгновение, чтобы прийти в себя, и иду по длинному узкому коридору на выход.

Вдруг из-за поворота появляются трое. Идут мне навстречу. Когда между нами остаётся несколько шагов, я чуть ли не отскакиваю к стене — это конвойные ведут Дамира. По всей видимости, на допрос.

Я так и застываю возле стены, цепляясь за нее руками, пока они ровняются со мной.

Дамир тоже узнает меня.

Бросает резкий взгляд и останавливается. Смотрит на меня пронизывающим взглядом своих черных глаз. Я не могу прочитать, что в них. И отвести взгляд тоже не могу.

Кажется, что это длится вечность, хотя всего несколько секунд, потому что он получает толчок в спину от конвойного, опускает взгляд и проходит мимо.

А я так и стою у стены и смотрю им вслед.

Пытаюсь утешить себя мыслью, что я же не знаю, за что именно его арестовали. А вдруг это совсем другой случай. Ведь я знаю его отлично. Он вполне мог порезать кого-то ещё. В нем столько злости и ярости.

Почти убедив себя в этом, выхожу на крыльцо и вижу, как к зданию приближаются те самые ублюдки, которые пытались изнасиловать меня. Когда на помощь мне пришел… Дамир.

Ведь он спас меня тогда…

Отворачиваюсь и эти двое проходят мимо, не узнав меня.

Всю дорогу до дома мой мозг разрывают противоречащие друг другу и всем законам логики мысли.

Получается, что я — единственный свидетель, который может спасти человека, причинившего мне слишком много горя.

Папа сказал, что, раз Дамир теперь в тюрьме, то нам ничего не грозит. И он даже устроился на работу к своему знакомому. И я помню, с какой радостью он сообщил мне об аресте Дамира.