Твоя на одну ночь - Ева Ройс

– Что означает, когда сделала и почему? – усмехнулась, все так же глядя на озеро. – Да, всем любопытно. Признаться, уже тысячу раз успела пожалеть, что сделала столь большую. Любая майка – и здравствуют новые вопросы… – поделилась я, а потом все же ответила: – Это произошло после смерти папы. Мне тогда было плохо и жутко хотелось хоть что–то изменить. Волосы не решилась отстричь, а вот татуировку… Только глупая жажда изменений затмила разум, поэтому я не долго задумывалась над тем, что набить. Пришла и попросила лиану. Мне казалось, что она будет символом связи, звена. Меня с папой, меня с братом. Придаст мне какую–то силу, сделав стержнем. Будет заставлять расти вверх, стремится ввысь… И лишь спустя несколько месяцев узнала, что она также символизирует одиночество, – ненадолго замолчала, переводя дыхание, и все же договорила то, что не рассказывала никому другому: – Иногда мне кажется, что я прокляла себя этой татуировкой… Что набив символ одиночества, я обрекла на него себя…

И замолчала. Мне не нужны были комментарии или поддержка, мне полегчало от того, что я хоть кому–то это сказала. Будто когда обрекла мысль в слова, это опасение улетело вверх, рассыпавшись на мелкие частицы и растворившись в воздухе. Джеймс же, тоже следя взглядом за людьми на катерах, задумчиво произнес:

– Думаю, что каждый сам властен над собственным одиночеством. В этом ты равен богу. Ты сам можешь его создать, сам в силе и изменить. Ты никогда не будешь одинока, если не пожелаешь того.

Наверное, он был прав. Только… не всегда хочется делать все самостоятельно, бывает состояние, когда нуждаешься в какой–нибудь поблажке извне. Чтобы с тебя сняли хоть какую–нибудь обязанность, чтобы хоть в чем–то помогли. Да, право быть хозяином своей жизни – величайшая ценность, но носить ее в одиночестве – то еще наказание…

Тряхнув головой в попытке избавиться от не слишком радостных мыслей, я взглянула на Харрисона и рискнула узнать его поближе. Ну, и тему перевести, разумеется.

– А у тебя были какие–то сумасбродные поступки юности?

– Помимо побега из дома?

– Именно.

– Ну, даже не знаю. Может ли с этим сравнится случай, когда я притащил в дом щенка с улицы и прятал его неделю? Мне тогда было что–то около тринадцати.

– О да, вот это ужас! Чем ты только думал? – засмеялась я.

– Давай скажем честно, когда видишь щенков, мыслительный аппарат отключается! – с сарказмом продолжал Джеймс. – А однажды мы заблудились в подсолнухах. Не то чтобы это сумасбродно, но однозначно необычно. Провели там, наверное, час. С трудом нашли сначала друг друга, потом выход… До сих пор кажется, что если бы не папа, мы бы в них жить остались. И не по собственному желанию.

– О–о–о! А я никогда не видела живых подсолнухов.

– Правда? Как так? – удивился Джеймс.

– Не знаю… Просто вышло как–то, – пожала плечами я.

Мы на какое–то время замолкли, каждый думая о своем, а потом я неожиданно для самой себя предложила:

– А давай сходим в кино?

– Кино? – Брови Харрисона взлетели так, словно я предложила нечто непристойное. Хотя, тут бы он наверняка был не против…

– Кино, – с кивком подтвердила я. – Вечером. Давай? Ну пожа–а–алуйста! – и постаралась состроить очень умильное выражения лица. Судя по усмешке на губах мужчины, я почти смогла. Возможно…

– А что мне за это будет? – прищурился он.

– Ну–у–у… А что ты хочешь? – признаться, этим вопросом Джеймс меня озадачил.

– Желание. Ты будешь должна мне одно желание.

Покосилась на него, не зная, понравится ли мне это желание. А потом, решив рискнуть, согласилась.

– Надеюсь, оно будет не слишком неприличным, – пробормотала себе под нос.

– Посмотрим, – загадочно произнес мужчина.

И тут я поняла, что влипла. Зато в кино схожу. Вот.

Глава 9.

/Джеймс Харрисон/

Кролик была на высоте.