Его игрушка - Оливия Лейк

— Не в этом дело. Миссис Говард очень лестно о ней отзывалась: сказала, что она общий язык с детьми нашла и даже предложила свои услуги как педагога по живописи.

— Что предложила?! — не понял я. Дэдэ будет работать? Работать с детьми? Да еще и бесплатно? Мы в Америке или в какой-то утопии оказались?!

— А ты знал, что она знает жестовый язык?

Я даже рассмеялся. Это какой-то фантасмагорический сон!

— В общем, беру свои слова назад. Дэдэ на этот раз действительно помогает. — Мишель задумчиво отхлебнула кофе и внимательно посмотрела на меня: — Будь осторожен, не нравятся мне эти резкие метаморфозы.

— Между мной и Дэдэ все давно решено, и даже если ее при жизни причислят к лику святых — это ничего не изменит.

Сказал, а сам задумался. До конца дня я размышлял о том, что совершенно не знаю жену. Она ведь никогда такой не была. Или была, но я не замечал? С нашей случайной встречи в книжном магазинчике у меня стойкое ощущение, что в ней произошло что-то, чему нет объяснения. Если бы я был сторонником теорий заговора, то решил бы, что ее подменили. Бред, конечно, но иногда я Дэдэ не узнаю. Внешне она точно такая, какой я ее помнил, правда, еще в первые месяцы брака, а внутренне — нет, такую я ее не знал. Дерзкая и острая на язык, порой нежная и пугливая, еще, оказывается, у нее сердце есть! Единственное, что в Дэдэ не изменилось — порода течная. Как стонет порочно, ноги широко разводит, цветок свой демонстрируя, играет с собой так, что от одной мысли у меня крышу сносит, а в штанах дымится начинает. Даже если она вся изменится — ее по повадкам блядским узнаю. Черт! Я ведь зарок дал не приближаться к ней. Слишком остро близость ее отдавалась внутри. Как наркотик: попробовал и еще хочу. Еще. Еще. Еще.

Вот и сейчас смотрю на нее в легком домашнем платье, не накрашенная, губы пухлые искусаны, глаза отчего-то красные, а взгляд странный, испуганный и восторженный, словно ждала меня. И сразу захотелось прижать к себе, спросить, как день прошел. Я даже моргнул. Мне срочно потрахаться нужно, иначе у меня какое-то помутнение рассудка начинается. Только даже мой хер бастовать начал, все о ее щелке мечтает.

— Выезжаем через час, собирайся, — бросил и поднялся к себе. Душ холодный мне нужен, очень нужен.

Я искупался, но мозги на место не встали. Уложил волосы, надел смокинг, бабочку поправил — готово. Открыл дипломат и достал футляр с эмблемой «Картье». Я не знал, что наденет Дэдэ, но бриллианты с любым нарядом гармонируют. Она, конечно, сука и недостойна никаких подарков, даже бижутерии дешевой, но она все же моя жена, и выглядеть должна идеально.

Захлопнул футляр и направился к ней. Стучать не стал — я же у себя дома. Дэдэ стояла возле большого зеркала: темные волосы элегантной волной лежали на одном плече, открывая гладкую спину; в тусклом свете мерцало черное платье, обтекая точеную фигуру. Я встал сзади, встречаясь с кошачьими глазами. Вынужден признать, что когда хочет Дэдэ умеет подать — или продать — себя. Сейчас она была потрясающе красива. Гладкая кожа, взгляд с поволокой, губы клубничные. Загадочная и манкая. Я сжал губы плотнее. Дэдэ — болезнь, яд, паучиха чертова. Не знаю, что она задумала, но не просто же так очаровывала меня, каждую секунду заманивала. Смотрит призывно и одновременно кротко. Глаза свои блядские распахнула, губы приоткрыла и дышит часто-часто, словно только для меня сердце ее бьется.

Я открыл футляр и молча застегнул на тонкой шее бриллиантовое колье. Ее глаза расширились — она томно приложила руку к груди, погладив холодные камни. Узнаю продажную душонку. И даст же мне за камешки — я на свои акции в «Сторн-Кэпитал» ставить готов. Накрыл ее руку, поднялся выше, обхватил горло.