— Дэвид, чтобы не возникало никаких сомнений, могу я тебя попросить взять планшет, открыть страницу нашего контрагента и продемонстрировать Аркадию Самойловичу и Илье Ильичу, что все чисто.

— Секунду. Вот, прошу.

На странице Едаловой М.А. все действительно было чисто. Слоган «Правда или смерть», отфотошопленная картина Делакруа «Свобода приходит нагая» с телом оригинала и лицом автора страницы, последняя публикация — двухдневной давности перепечатка какой-то мутной истории про рейдерский захват ликеро-водочного комбината в Челябинской области. Пафоса, как всегда, много, суть не ясна.

— Все довольны? Можем приступать к делу?

— Можем, — ответил Илья Ильич. — Излагай дело.

— Слушайте внимательно, — сказал мой отец.

Если бы я не знал в подробностях, о чем идет речь, то никогда бы не понял того, что было сказано дальше. Вроде и слова все русские, а употребляются они так странно, что всякий смысл теряется. Язык, на котором разговаривают tough guys. Слава богу, подумал я, это мне осваивать не придется, не пригодится мне это лингвистическое знание…

— Слушайте внимательно. Лохов здесь нет. Все знают всё про всех, никого кинуть не получится. Пять лет назад мы разбежались, и с тех пор проблем не возникало. Но произошло непредвиденное — в Москве появился Дэвид и случайно нашел меня. С этого момента, как мы все понимаем, понятийные договоренности действовать перестали. Схема перестала быть рабочей. Я ее спалил. И вы бы на моем месте поступили так же, потому что тот конвой, который за нами присматривает, шуток не имеет совсем. Вам это известно лучше, чем мне. Это вводная.

— Дальше, — тяжело произнес Аркадий Самойлович. Это были первые слова, которые я от него услышал за последние полтора часа.

— Дальше вот что. Ситуация пошла по беспредельному варианту. Более того, она будет развиваться не здесь. В Штатах. Но брызги сюда долетят. И такие, что мало не покажется никому. Сейчас все участники пробега начнут прятать концы, а как они это делают — не мне вам рассказывать. Начнут с крайних. Это вы и я.

— Расклад мизерный. И что ты предлагаешь делать?

— Валить отсюда, и чем быстрее, тем лучше. Потому что выбираем мы вот из чего: либо там мы уходим под программу защиты свидетелей, либо уходим здесь — жмурами на кладбище.

— Ясно. Объясни только одно. С какого бодуна ты так о нас заботишься? Что тебе мешает свалить вместе с ним и сдать там нас с потрохами?

— Вот мы и подошли к сути базара, Аркадий Самойлович. Все правильно, есть у меня интерес к вам. Но и мне есть что предложить.

— Так не тяни кота за яйца.

— Дело нехитрое. Мне нужны имена тех, кто курировал мое дело тогда, когда вы меня разводили на Нью-Йорк. И исполнителей, и того, кто приказ отдавал.

— Товар недешевый. Что взамен?

— Не поскуплюсь. Взамен — месяц. Этого времени вам хватит на то, чтобы обнулить здесь все дела и безболезненно свалить.

— А если не договоримся?

— Сдам сегодня же. Кто командует «отбой», тот может сказать и «фас». И иллюзий не надо. Не я это сделаю, так другой человек — думаю, вы догадываетесь, кто. Двойная страховка это называется, Аркадий Самойлович.

— И какие гарантии, если я соглашусь?

— Слово. А вы меня знаете.

— Знаю. Но ты же нас ненавидишь.

— Других гарантий нет. И не будет.

Я перевел взгляд на Илью Ильича. И отвернулся. Неприятно видеть, когда люди трусят. Но когда у людей жестких и циничных от страха начинают дрожать губы — это тяжелое зрелище.

Старший держался твердо. Он надолго замолчал, уставившись в пространство. Думал. Считал. Прикидывал риски. Наконец пришел к какому-то выводу, взгляд снова стал осмысленным. Аркадий Самойлович достал из внутреннего кармана блокнот и ручку, что-то написал, показал написанное отцу и порвал листок в мелкие клочки.

— Это шестерки, — сказал отец. — Мне нужен главный.