После меня - Линда Грин (2018)

Когда я захожу в наш дом, папа готовит для меня обед. Это как-то странно – приходить в свой родной дом, который для тебя уже больше не дом. Все вроде бы такое же, как и раньше, но при этом уже кажется каким-то маленьким и чужим.

– Привет, – говорит папа, обнимая меня и целуя в обе щеки. – Очень рад тебя видеть.

Я знаю, что говорит он это очень искренне. Я вижу это по блеску, появившемуся в его глазах. И стараюсь не думать о том, как одиноко ему теперь здесь без меня.

– Привет. Как дела?

– Замечательно. Все время чем-то занят.

Я киваю, хотя и подозреваю, что не так уж у него все замечательно. От запаха того, что он готовит, меня уже слегка начинает тошнить. Я не могу придумать, каким образом отказаться от приготовленной папой еды так, чтобы он ни о чем не догадался, а потому решаю сказать ему сразу.

– У меня есть новости, – говорю я, чтобы больше не оттягивать. – Ты скоро станешь дедушкой.

Он смотрит на меня с таким видом, как будто ждет, что я сейчас начну смеяться и скажу, что это была шутка. Увидев, что я не смеюсь, он как-то так вздрагивает, а потом начинает плакать.

– Эй, – говорю я, подходя к нему и обнимая его. – Я вообще-то думала, что ты обрадуешься.

Проходит несколько секунд, пока к нему возвращается дар речи. Когда это наконец происходит, он просто говорит:

– Я радуюсь. И очень даже сильно. А если честно, то я попросту ошеломлен. И давно?

– Уже четвертый месяц. Срок – девятого апреля.

Он смотрит на меня.

– Да, – говорю я. – Я знаю. Это как будто она направила его нам, чтобы у нас появилось что-то такое, что ослабило бы нашу боль.

Папа вытирает глаза.

– Она очень бы обрадовалась, Джесс. Она пришла бы в восторг.

– И, наверное, начала бы что-то вязать, да?

– О да!.. Она начала бы вязать, готовясь к появлению малыша. И к тому моменту, когда он родится, ты уже была бы завалена всяческой вязаной одеждой.

– И она уже наговорила бы мне всякого-разного о том, что делать и чего не делать, что есть и чего не есть. Она каждый день давала бы мне какие-нибудь новые советы.

Папа улыбается, а потом его лицо слегка мрачнеет.

– Я приготовил рыбу. Это тебе подходит?

– Да, вполне, спасибо. Хотя сейчас мне не очень-то хочется есть. По правде говоря, с утра меня довольно сильно тошнило.

– Ой, солнышко мое… Я помню, как это было у твоей мамы. Жаль, что я ничего не знал.

– Я не хотела никому ничего говорить раньше трех месяцев. Ты ведь понимаешь, что может случиться всякое.

– Конечно. Ты скажешь завтра Анджеле?

Пару секунд я размышляю, стоит ли мне соврать, и решаю не делать этого.

– Она вообще-то уже догадалась. Потому что я не смогла съесть ее воскресный обед. Так что все раскрылось раньше, чем мне хотелось бы.

– А-а, ну да, – говорит он, явно стараясь изо всех сил не обидеться. – Готов поспорить, что она обрадовалась.

– Да. Обрадовалась. Честно говоря, даже слишком сильно.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, она захотела начать подыскивать коляску уже сейчас. А еще у нее целый выдвижной ящик набит одеждой для младенца. Вот и скажи после этого, что на меня не оказывается давление!

– Ого! Да уж, в этом мне с ней не посостязаться. У нас, наверное, на чердаке лежит какая-то твоя детская одежда, но, думаю, ничего подходящего.

– А это не старые вещи Ли. Они абсолютно новые. Она купила их для своего внука еще до того, как он был зачат.

– Это как-то странно.

– А еще она показывала мне крестильную рубашку. В которой когда-то крестили Ли. Она хочет, чтобы в ней крестили и моего малыша.

– Мне бы и в голову не пришло, что ты захочешь своего ребенка крестить.

– Я не хочу. Но мне пришлось отложить спор по данному поводу на потом. Я сказала ей, чтобы она пока похранила крестильную рубашку у себя.

Папа на пару секунд задумывается, а потом качает головой.

– Что? – спрашиваю я.