После меня - Линда Грин (2018)

– Я приготовила кофе. Хотите выпить чашечку?

– Нет, спасибо, – отвечает она. – Мы не должны делать перерывы на кофе, когда работаем.

– Так я никому об этом не расскажу.

Она пару секунд колеблется, а потом ее улыбка становится шире.

– Если вы уверены, что мне можно это сделать, то тогда я согласна. Я просто потом добавлю себе рабочего времени.

– Не говорите глупостей. Всем должны предоставляться перерывы на то, чтобы попить кофе. В каком виде вы хотите кофе?

– Пожалуйста, без молока и без сахара.

Я киваю.

– Сколько времени вы уже работаете на это агентство?

– Около года. Почти с того самого времени, как я приехала в эту страну.

– А откуда вы приехали?

– Из Афганистана. Это моя родина.

Я киваю, но при этом чувствую себя невеждой, потому что про Афганистан почти ничего не знаю. Так, просто видела какие-то репортажи про эту страну в новостях.

– Вы приехали сюда со своими родственниками? – спрашиваю я, протягивая ей кофе.

Она отрицательно качает головой:

– Нет. Мои близкие родственники – они все мертвы.

– Простите, – говорю я, опуская взгляд. – Я не знала. Моя мама тоже уже мертва, и поэтому я знаю, как это тяжело.

– Да, но я уже привыкла разговаривать об этом. Мне приходилось рассказывать об этом местным властям, когда я приехала сюда.

– То есть вы беженка?

– Нет. На мое ходатайство о предоставлении убежища ответили отказом. Они утверждают, что мне на моей родине уже ничего не угрожает и что я вполне могу туда вернуться. Даже когда я рассказала им о том, что сделали с моей мамой, отцом и братом, они говорят, что теперь ситуация уже совсем другая, что теперь там уже безопасно. Они, видимо, не понимают, что там происходит.

– А как же тогда вам удается все еще находиться здесь?

– Мне дали дискреционное разрешение на пребывание в стране, потому что мне еще нет восемнадцати лет и у меня на родине не осталось никого, кто мог бы обо мне позаботиться.

– А сколько вам лет?

– В следующем месяце мне исполнится семнадцать.

У меня аж перехватывает дыхание. Какой ужас! Я не могу и представить себе, каково это – потерять всех своих близких родственников примерно в том возрасте, в котором я потеряла маму.

– Я не знала, что вы еще такая юная.

Она пожимает плечами:

– Я думаю, что если у человека трудная жизнь, то он выглядит старше своих лет.

– То есть, когда вы сюда приехали, вам было всего лишь шестнадцать? Вы совершили такое длинное путешествие сами?

– Да, хотя я ехала вместе со многими другими людьми. Мы все заплатили одному и тому же человеку.

– А вам не было страшно?

– Было, но не так сильно, как в Афганистане. Они ведь снова бы пришли, чтобы убить и меня. Потому что я и мои родственники жили не такой жизнью, какой они велели нам жить. Потому что мой отец с ними спорил.

– Тем не менее отправиться в такое долгое путешествие – это был с вашей стороны смелый поступок, – говорю я.

Она отхлебывает из своей чашки кофе.

– Это легко – быть смелой, если в противном случае тебя ждет смерть.

– А вам разрешат остаться здесь навсегда после того, как срок вашего разрешения истечет?

– Не знаю. Они будут принимать решение, когда мне исполнится семнадцать с половиной лет.

– Но вы не можете туда вернуться!

– Я это знаю. Но мне придется подождать и посмотреть, что они мне скажут.

Она допивает свой кофе. Мне вспоминается публикация Сейди, в которой она пишет, что Фарах поначалу ничего не сообщала полиции, потому что боялась. Теперь я понимаю – по крайней мере, в какой-то степени, – что это такое – бояться.

– Я надеюсь, они позволят тебе остаться.

– Спасибо, – говорит она. – Я тоже на это надеюсь.

Она подходит к раковине, чтобы вымыть свою чашку.