Платина и шоколад - Чацкая Настя

— Что ты. Делала. На грёбаной. Лестнице? — повторил, чувствуя, что если не скажет что-то сейчас же, то просто разорвётся от ярости. Не отрывая глаз от камина, ощущал, как ускоряется дыхание, пока Грейнджер с вызовом поднимает голову и облизывает губы.

Он приковался взглядом к каменной кладке и начал медленно считать выложенные полукругом кирпичи. Два. Четыре. Шесть...

— Спускалась в гостиную.

Семь, восемь...

Дрянь.

— Не ври, грязнокровка.

— Да ты способен хоть на что-то кроме вечных оскорблений, Малфой? — воскликнула вдруг, всплёскивая руками.

Наверное, это и развернуло его лицом к ней. Выкинуло руки из карманов, сжав их в кулаки. В глотке словно разорвался нервный клубок.

— Херня, Грейнджер! Ты такая херня. Одно твоё присутствие пачкает, — выпалил он, ощущая лёгкий отголосок облегчения в груди. — Это тыне способна больше ни на что, кроме самоудовлетворения на лестнице, подглядывая за мной, — и скривился, глядя в застывшее в немом изумлении лицо перед собой.

Здесь было противно находиться. Хотелось либо убрать отсюда её, либо себя. Второе стало казаться куда реальнее. Поэтому он резко развернулся, направляясь к двери. Сейчас ему нужен Блейз и его всепонимающий взгляд. Пэнси и её блядские-во-всём-виноватые туфли.

— Фу! — голос Гермионы вмиг сорвался на крик, догоняя Малфоя. — Да что ты несёшь, идиот?! Не смей даже предполагать подобное! Это... это гадко.

Слова стальными шариками ударились о его спину и плечи, падая к каблукам начищенных туфель. Драко медленно развернулся. А затем внезапная ухмылка растянула его губы.

Гермиона чувствовала, как жар заливает её щеки. Унижение. Смущение. Злость. От этих эмоций у неё начинали трястись руки.

— Гадко?— и вдруг Малфой посмотрел прямо на неё. В глаза. Не мимо, как обычно.

Сердце остановилось на какой-то момент. Малфой будто коснулся взглядом оголенного нерва где-то в её позвоночнике, отчего по спине пробежали мурашки.

— Скажи это тем, кто стонет моё имя каждую ночь. Подо мной. На мне. В своих снах. — Что? Он не собирался этого говорить.

Губы ее задрожали, и слизеринец почувствовал толику удовлетворения.

Правильная Грейнджер. Смотри, слушай. Услышь меня.

Драко получал удовольствие от того, каким она его видела. Он делал хуже. Знал, что делал хуже. Замечал это в её глазах. Но иначе он не хотел. Издевался, почти намеренно. Это доставляло несколько извращённое... не удовольствие, нет.

Удовлетворение. Тяжёлое и не приносящее облегчения. Но оно зудело под кожей, дёргая за язык.

В мозгу кипела такая каша.

Грязнокровка. Её обвиняющий взгляд. Какого хрена? Зачем?

Просто пусть заткнётся, иначе его голова сейчас разорвётся на части.

Но Грейнджер стояла на месте, упрямо сжав кулаки и губы. С пылающими щеками. Какое запоздалое проявление сучьей смелости. Особенно если брать в расчёт то, что он заметил, как её трясёт. Но ответить на это ей было нечего.

Только показательно скривиться, будто пытаясь скрыть покрасневшие щёки этим.

Уберись. Уйди отсюда.

— Да что это я... Всё равно ты не поймёшь, — слизеринец обернулся к ней всем телом, складывая руки на груди и принимая расслабленно-равнодушную позу. — Ты либо совершенно фригидная сука, либо и вовсе девственница.

— Замолчи, Малфой, — прошипела тут же, предостерегающе наклоняя голову. Нужно было быть слепым, чтобы не заметить, как напряглось её тело. — Не будь настолько идиотом, чтобы развивать эту тему.

— О, неужели? — он гаденько ухмыльнулся. — Я попал в яблочко, кажется. Но даже говорить об этом... фу. — Драко поморщился, показушно гуляя взглядом по её телу.

Снизу-вверх.

Медленно, останавливаясь на небольших ступнях, тонких запястьях, достаточно заметной даже под футболкой талии, маленькой, совершенно непривлекательной груди и выступающих угловатых ключицах.