Платина и шоколад - Чацкая Настя

Жри эти мысли, эти образы, только проснись! Не время дохнуть, не время сдавать позиции, ты нужен здесь, ты нужен ей. Немедленно, Малфой, чёртова твоя кровь и затянутые илом твои мозги.

Херов урод.

Это были бесполезные, ненужные, глупые и даже почти не воплощённые в мысли фразы, стучащие. Отрывистые, полные пустого ничего.

Бессилие.

Крещендо грёбаного бессилия ударяло его о самое дно. Швыряло об окаменевшую грязь в самом нутре и лучше бы оставило там, навсегда. Потому что оживать после каждого из этих зверски-смертельных-ударов не хотелось.

И он вздрогнул, когда ощутил на своём плече крепкую руку. Он ненавидел порой Блейза за то, что тот возвращал его к жизни.

— Прости, дружище, — Блейзу действительно было важно, судя по выражению его лица.

Малфой взглянул на него мельком, на секунду вырвавшись из цепей мыслей.

— Ты не знал. Она не сказала никому.

— Всё равно. Блин, я мог там не оказаться. Я шёл за Ноттом, но лестница не туда свернула, по ошибке. Ты представляешь, что было бы…

Малфой сжал челюсть. Нет. Он не представлял.

— Забей. Я её за это убить готов.

— По-моему, она была под Империусом. Было… очень похоже.

— М-м, — протянул Малфой.

— Ну, в смысле, она не по своей воле за ним шла.

Драко просто смотрел на ступеньки, мелькающие под ногами.

Дура.

Её вечернее беспокойство, её холодные пальцы, то, как она запнулась вчера ночью, когда они говорили. Ночью у раковины. В полумраке он мог видеть только своё отражение и неспешные движения её рук под тканью его свитера. Чувствовать и понимать, что если не эти руки, то уже ничьи и никогда.

Дура, блять.

Почему нельзя было сказать прямо? Что за херов героизм, херова ловля на живца?

Тут же вспомнилось касание маленьких ладошек к животу, и тело прошило ледяной иголкой, от затылка до колен. Если они не успеют, этого может больше никогда не повториться.

Я придумаю что-то.

Я помешаю им.

Я вытащу тебя из Мэнора, а потом убью своими руками. Сверну твою красивую шею. Запру в своей спальне и не выпущу ни на шаг. Сделать что угодно, но не допустить, чтобы твои слова: “Тебе пора. Увидимся вечером” были единственными, оставшимися в памяти.

Не увидимся.

Последний взгляд не должен быть взглядом в спину.

Хотя, кому он врёт. Ведь память хранит не то, что каждое её слово — каждый вдох. Прямой или исподтишка.

Он вообще не хотел думать о том, что придётся прощаться со всем этим. Прощаться с ней. Нет.

И вот оно. Вливается в кровь, как горчащий яд. Подогревающий вены и мясо. Уверенность в том, что он не позволит Миллеру и его отцу прикоснуться к Грейнджер и пальцем. Грёбаным пальцем. Пусть только тронут.

Он не посмотрит ни на что. Просто — слепо — уничтожит каждого, кто прикоснулся к ней без разрешения. И начнёт с Курта.

Холод Хогвартса проходил сквозь тело, потому что теперь изнутри грела ярость. Настоящая, рычащая, гремучая ярость. На то, что их ведут, словно под конвоем. Что эти раздражающе-правильные шаги — прямо за спиной. Впервые за все годы учёбы декан настолько злил Драко одним своим присутствием.

Только потому, что не было возможности поговорить с Забини.

Они спускались всё ниже, и вот уже ощутился знакомый запах ледяной влаги подземелий, а Малфой почти подскакивал при каждом шаге. Ему нужно было подумать. В тишине подумать, что можно сделать. И остановить долбаный отсчёт времени, который уже запустили мозги.

— Мистер Малфой?

Голос Снейпа, и без того гулкий, ударил по барабанным перепонкам, эхом отбившись от каменных стен. Они с Блейзом уже свернули в коридор, ведущий ко входу в гостиную Слизерина, но Северус, идущий за ними, остановился, сжимая губы.

— Мне понадобится ваша помощь.

Как же вовремя, господи.