Двое в лодке - Остин Марс (2012)

- Я не знал, что всё так получится...

Она извернулась подо мной, задирая голову выше и закрыла мне рот поцелуем:

- Молчи... я тоже виновата, и мои родители, и вообще... молчи. И поцелуй меня.

Я целовал. Атмосфера накалялась, в голове гремело и штормило, Женька вытворяла что-то невероятное, запустила руки под мою надорванную футболку и легонько водила ногтями по пояснице, от чего по всему телу бегали колючие волны, я и не думал, что могу такое чувствовать. Её майка задралась почти до груди, голая полоска кожи жгла мой живот, раздражала, дразнила... Я рванул чёртову тряпку вверх, прижался щекой, обводя языком чуть заметные линии пресса, маленький пупок, родинку между восхитительно упругих полушарий, тёмный твёрдый сосок... и замер. Так, куда-то меня занесло малость не туда. Команда была «молчи и целуй», команды «возьми меня» не было.

Думать с таким отвлекающим фактором в зубах было крайне сложно, Женькины пальцы у меня в волосах дрожали, бешеное сердце разламывало грудь, я крепко зажмурился, чувствуя, что балансирую как канатоходец на последней точке невозвращения – если она меня сейчас не остановит, то через минуту я уже остановиться не смогу. Нечеловеческим усилием оторвавшись от её груди, я поднялся к лицу, крепко, до синяков целуя шею и подбородок, встретился взглядом с её тёмными бешеными глазами, в которых не нашёл ни капли страха, смущения или недовольства. Одно лишь старое «молчи и целуй», только теперь степени этак в десятой, вроде «заткнись и ...».

Она и не подумает меня останавливать.

Майка затрещала, молнию я тоже умею расстёгивать одной рукой и очень быстро. Мои штаны полетели следом, сверху футболка, какие-то размотавшиеся бинты, отклеившийся пластырь, лишняя подушка, я сметал всё, что нас разделяло, что мешало прижаться к ней везде. Она обхватила меня ногами за пояс, приподнялась на локтях, прошептала:

- Лёш...

На этот раз я закрыл ей рот поцелуем. Теперь ты молчи, милая, поздно разговаривать. Если она сейчас начнет сопротивляться, я её просто изнасилую. Она поняла, или просто сама передумала болтать, обняла... Энергия, разрывавшая изнутри, наконец-то нашла выход, я двигался бешено, выхватывая такие ощущательные глюки, что сам прозревал. Долго копившееся напряжение, стресс, укол, адреналин, её запах, её чёртов нереальный солёный вкус — всё в миг наложилось одно на другое и вылилось в такие ощущения, что я почувствовал себя зелёным пацаном, в первые узнавшим, что такое секс, как будто всё, что было до этого раза — так, бледное детское баловство. Напряжение нарастало волнами, кажется всё, сейчас... а нет — ещё выше, и выше, и куда-то вдаль, в космос, грёбаная химия, да когда ж ты меня отпустишь!

Накрыло непривычно медленно, сознание порвало в лохмотья, я только держался за мысль, что нельзя расслабить руки — Женьку раздавлю, такая туша... Осторожно отполз, упал на бок, подгрёб её, прижал к себе, попытался поцеловать. Мимо губ точно промазал, куда попал — хрен его знает, точки в глазах, нифига не видно. Она сама меня целовала, гладила, прижималась... Боже, как же хорошо.

Плохо только, что без резинки, ну да ладно, завтра куплю ей таблеточку, надо не забыть...

***

Сознание возвращалось медленно, поначалу я решил, что шум за стеной мне глючится, потом расчехлился что это всё-таки реал, к тому же рука заболела, а боль мне никогда не снится, её и наяву хватает. Попытавшись подняться, понял, что обезболивающее выдохлось окончательно, забил на поднимание, улёгся удобней. Подушка была мокрая, покрывало тоже, хорошо, что мы не укрылись ничем... кстати, а где Женька? На ощупь она не нашлась, повернув голову и приоткрыв один глаз, я убедился, что кровать вся в моём распоряжении. Ага, вот что шумит — она в ванной. Мне тоже надо, и футболку постирать, и трусы неделю ношу... Вот только встану как-нибудь, ага.