Ночной администратор - Джон Карре (2016)

– Замышляет крупную аферу. Хочет в последний раз откусить от того же яблока. Завершающий маневр, после которого сможет почить на лаврах. Скажите-ка мне одну вещь…

Джонатан не мог привыкнуть к тому, как резко менял Берр тему разговора.

– В то утро в Каире, когда вы катали Софи в машине… После того как Фрэдди измочалил ее…

– Да?..

– Никто не следил за вами? Не видел ее в вашем обществе? Ничего не заподозрил?

Джонатан тысячу раз задавал себе этот вопрос. Ночью, когда бродил по своим темным владениям, пытаясь уйти от себя, и днем, когда не мог спать и поэтому уходил в горы или поднимал паруса.

– Нет, – сказал он.

– Точно?

– Насколько я могу быть уверен.

– Вы куда-нибудь еще ездили с ней? Куда-нибудь, где вас могли узнать?

Джонатан вдруг обнаружил, что ему доставляет необъяснимое удовольствие лгать, защищая ее, пусть и слишком поздно.

– Нет, – повторил он твердо.

– Что ж, тогда вы чисты, не так ли? – Берр не подозревал, что вновь повторил слова Софи.

* * *

Они потягивали виски в очаровательной кофейне в старой части города, в том уютном заведении, где не бывает ни дня, ни ночи, среди богатых дам в мужских фетровых шляпах, зашедших съесть парочку пирожных.

Порой Джонатана зачаровывала многогранность швейцарцев. Сегодня вечером ему казалось, что они расписали всю свою страну разными оттенками серого цвета.

Берр между тем уже рассказывал занятную историю о выдающемся юристе Апостоле. Он начал короткими, рваными, фразами, похоже, не очень обдуманными, словно вторгаясь в собственные, тщательно скрываемые мысли. Наверное, он не должен был ничего говорить и поздно понял это. Так часто бывает: знаешь тайну и поневоле выбалтываешь.

– Апо – жуткий сластолюбец, – откровенничал Берр. Хотя это он уже говорил. – Его ханжеская наружность – сплошной обман. Апо готов уложить под себя всю округу. Он – из мужчин, которые считают своей обязанностью доказать, что у них больше мужской силы, чем у всех крупных самцов, вместе взятых. Секретарши, неверные жены, вереницы проституток проходят через него, – продолжал Берр. – И вот однажды его дочь наряжается во все лучшее и кончает с собой. И так нехорошо кончает, если это можно сделать хорошо… Настоящее дикое самоубийство. Пятьдесят таблеток аспирина, запитые хлорной известью.

– Но почему? – ужаснулся Джонатан.

– Ничего особенного. Папаша подарил ей к восемнадцатилетию золотые часики от Картье за девяносто тысяч долларов. Лучше часиков не найти.

– Не понимаю. Это причина наложить на себя руки?

– Конечно, нет, если не знать, что точно такие же часы он подарил дочери к семнадцатилетию. О чем успешно забыл. Полагаю, девочка чувствовала себя заброшенной, а часы стали последней каплей. – Берр без остановки, не меняя интонации, сменил тему. Ему, видимо, хотелось скорее забыть об этой истории. – Я не расслышал. Вы что, сказали «да»?

Однако Джонатан, к неудовольствию Берра, не все еще для себя выяснил.

– И что же он сделал? – Имелся в виду Апостол.

– Апо? А что они все обычно делают?.. Начал новую жизнь. Обратился к Христу. Лил слезы прямо в коктейль на вечеринках. Так мы берем вас, Джонатан, или вычеркиваем? Я не привык к придворным церемониям.

Джонатану опять вспомнилось лицо того ирландского парня. И лицо Софи, изуродованное до неузнаваемости – уже во второй раз, когда ее убили. И лицо его матери с отвисшей челюстью, которую сиделка поставила на место и подвязала бинтом. И лицо Роупера, когда они стояли нос к носу в вестибюле.

Берр тоже молчал, думая о своем. Он не мог простить себе, что так долго забивал голову Джонатану доктором Апо, и в сердцах проклинал свой слишком длинный язык.

* * *