Тайна леди Одли - Мэри Брэддон (2009)

— Увидев вас, сэр Майкл приободрится, — радостно сказал он, впуская Роберта Одли в освещенную только огнем камина библиотеку, казавшуюся заброшенной от того, что кресло баронета на коврике перед камином пустовало.

— Принести вам сюда обед, сэр, прежде чем вы подниметесь наверх? — спросил слуга. — Пока болеет хозяин, госпожа и мисс Одли рано обедают, но я могу вам что-нибудь принести, если желаете, сэр.

— Я ничего не буду, пока не увижу дядю, — поспешно ответил Роберт. — То есть если я могу сразу же пройти к нему. Полагаю, он не слишком болен и сможет принять меня? — беспокойно добавил он.

— О нет, сэр, не слишком. Прошу сюда, пожалуйста.

Он провел Роберта вверх по короткой дубовой лестнице в восьмиугольную комнату, в которой Джордж Толбойс так долго сидел пять месяцев назад, устремив отсутствующий взор на портрет госпожи. Теперь картина была закончена и висела на почетном месте напротив окна среди Кейпа, Пуссена и Воувермана, чьи краски поблекли рядом с красочным шедевром современного художника. Когда Роберт приостановился на минутку, чтобы бросить взгляд на памятную картину, на него посмотрело яркое лицо, обрамленное сиянием золотистых волос, с усмешкой на губах. Несколько мгновений спустя, пройдя через будуар и гардеробную госпожи, он уже стоял на пороге комнаты сэра Майкла. Баронет спокойно спал, его руку крепко держали изящные пальчики его молодой жены. Алисия сидела на маленьком стульчике у камина, в котором яростно горели крупные поленья. Вид этой роскошной спальни мог послужить богатым материалом для художника. Массивная мебель, темная и мрачная, кое-где оживлялась кусочками позолоты; изящество каждой детали, в которой богатство было подчинено тонкому вкусу, и, наконец, самое важное, хрупкие фигуры двух женщин и благородные черты пожилого мужчины, являлись достойным объектом изучения для художника.

Люси Одли, в бледном ореоле отливающих золотом волос вокруг ее задумчивого лица, с летящими линиями ее мягкого муслинового халата, ниспадающего прямыми складками к ее ногам, с агатовым браслетом, обхватившим ее запястье, могла бы послужить моделью для средневековой святой в одной из маленьких часовен, укрывшихся в уголках старинного собора, которых не изменили ни Реформация, ни Кромвель; и какой мученик Средних веков мог иметь более святой вид, чем мужчина, чья седая борода покоилась на темном шелковом покрывале величественной кровати?

Роберт помедлил на пороге, боясь разбудить дядю. Обе дамы услышали его шаги, хотя он старался ступать как можно тише, и подняли головы. Лицо госпожи, наблюдающей за больным, хранило печать беспокойной серьезности, что делало его еще более прекрасным; но, узнав Роберта Одли, оно мгновенно лишилось своих нежных красок и стало испуганным и бледным в свете лампы.

— Мистер Одли! — вскрикнула она слабым дрожащим голосом.

— Тсс! — предупредительно шепнула Алисия. — Вы разбудите папу. Как хорошо, что вы приехали, Роберт, — добавила она, пригласив своего кузена занять свободный стул у кровати.

Молодой человек уселся на указанное ему место в изножье кровати напротив госпожи, сидящей рядом с подушками. Он долго и пристально смотрел в лицо спящего; затем еще дольше и пристальнее в лицо леди Одли, на щеки которой постепенно возвращался румянец.

— Он был не очень болен? — спросил Роберт, как и Алисия, шепотом.

Госпожа ответила на его вопрос.

— О нет, не опасно болен, — промолвила она, не отрывая глаз от лица мужа. — Но мы все еще очень и очень беспокоимся.

Роберт не отводил испытующего взгляда от этого бледного лица.

«Она посмотрит на меня, — подумал он. — Я заставлю ее взглянуть мне в глаза, и я все прочту в них, как и раньше. Она узнает, что со мной ее хитрости бесполезны».

Он помолчал несколько минут, прежде чем продолжить беседу. Тишину нарушали лишь спокойное дыхание спящего, тиканье позолоченных часов, висящих над кроватью, и потрескивание дров в камине.