Тайна леди Одли - Мэри Брэддон (2009)

Да поможет Бог нежной слабости сильного мужчины по отношению к женщине, которую он любит. Да сжалится над ним Господь, когда виновное создание, обманув его, бросается со своими слезами и горестными жалобами к его ногам в самозабвении и раскаянии, муча его видом своих страданий, надрывая сердце своими рыданиями, терзая его грудь своими стонами. Умножая свои собственные страдания до огромной муки, слишком тяжелой, чтобы перенести ее мужчине. Да простит его Господь, если сведенный с ума этим жестоким мучением, он нарушает на какой-то миг равновесие и готов простить все что угодно, готов принять это несчастное существо под защиту своих объятий и простить то, что мужская честь не велит ему прощать. Раскаяние жены, стоящей у порога дома, в который она больше не имеет права войти, не сравнится со страданиями мужа, закрывающего дверь перед этим дорогим умоляющим лицом. Мучение матери, которая никогда больше не увидит своих детей, — ничто по сравнению со страданиями отца, который должен сказать этим детям: «Мои маленькие, отныне вы сироты».

Сэр Майкл поднялся с кресла, дрожа от негодования, и готовый немедленно начать битву с особой, причинившей горе его жене.

— Люси, — промолвил он, — Люси, я настаиваю, чтобы ты рассказала мне, что или кто тебя расстроил. Я настаиваю на этом. Кто бы тебя ни огорчил, будет отвечать передо мной за твое горе. Ну же, моя любовь, рассказывай мне прямо, без утайки, в чем дело?

Он снова сел и склонился над поникшей фигурой у его ног, успокаивая собственное волнение желанием облегчить отчаяние жены.

— Скажи мне, в чем дело, дорогая? — нежно прошептал он.

Внезапный припадок прошел, и госпожа подняла голову: слезы в ее глазах мерцали слабым светом, и очертания ее хорошенького розового ротика, те тяжелые, жесткие складки, которые Роберт Одли видел на портрете, были отчетливо различимы в свете огня.

— Я такая глупая, — сказала она, — он и вправду чуть не довел меня до истерики.

— Кто, кто чуть не довел тебя до истерики?

— Ваш племянник — мистер Роберт Одли.

— Роберт! — вскричал баронет. — Люси, что ты хочешь сказать?

— Я говорила вам, что мистер Одли настоял на том, чтобы я пошла в липовую аллею, дорогой, — продолжала госпожа. — Он сказал, что хочет поговорить со мной, и я пошла, а он говорил такие ужасные вещи, что…

— Какие ужасные вещи, Люси?

Леди Одли содрогнулась и конвульсивно сжала своими пальчиками сильную руку, нежно гладящую ее по лицу.

— Что он сказал, Люси?

— О, мой дорогой, как я могу рассказать вам? — вскричала госпожа. — Я знаю, что расстрою вас или вы посмеетесь надо мной, и тогда…

— Посмеюсь над тобой? Нет, Люси.

Леди Одли на минутку умолкла. Она сидела, глядя перед собой невидящим взглядом, все еще сжимая руку мужа.

— Дорогой мой, — медленно заговорила она, запинаясь и с трудом подбирая слова, — вам никогда — я так боюсь рассердить вас — вам никогда не приходило в голову, что мистер Одли немного… немного…

— Немного что, дорогая?

— Немного не в себе, — запнулась леди Одли.

— Не в себе! — воскликнул сэр Майкл. — Моя дорогая девочка, что ты придумываешь?

— Вы только что сказали, дорогой, что он сошел с ума.

— Разве, любовь моя? — смеясь ответил баронет. — Не помню, чтобы я сказал это, ведь это просто так говорится, но ничего не значит само по себе. Может быть, Роберт немного эксцентричен, немного глуп, возможно, не очень отягощен умом, но не настолько, чтобы быть сумасшедшим.

— Но сумасшествие иногда передается по наследству, — возразила госпожа. — Мистер Одли мог унаследовать…

— Он не мог унаследовать безумие от семьи его отца, — перебил ее сэр Майкл. — Одли никогда не заселяли частные сумасшедшие дома и не платили таким врачам.

— А от семьи матери?

— Это мне неизвестно.

— Люди обычно держат такие вещи в тайне, — мрачно заметила госпожа. — Сумасшедшие могли быть в семье твоей золовки.