Тайна леди Одли - Мэри Брэддон (2009)

— Я слышал, слуги в Корте говорили, как вы переживали, что не могли найти его. Хозяин гостиницы «Солнце» говорил, как вы были встревожены. «Если бы они были братья, — сказал он, имея вас в виду, — то не могли бы волноваться больше, потеряв друг друга».

— Да, да, я знаю, знаю, — поспешно сказал Роберт. — Ради бога, не говорите об этом. Не могу сказать, как сильно меня это мучит.

Неужели вечно его будет преследовать призрак непохороненного друга? Он пришел, чтобы утешить больного, но даже здесь за ним неотступно шла неумолимая тень, даже здесь ему напоминали о тайном преступлении, омрачившем его жизнь.

— Послушайте меня, Маркс, — серьезно сказал он. — Поверьте, я принимаю ваши слова благодарности, и я очень рад оказать вам услугу. Но прежде чем вы продолжите, разрешите обратиться к вам с просьбой. Если вы послали за мной, чтобы рассказать о том, что случилось с моим другом, умоляю не затрудняться. Вы не можете сообщить мне ничего, чего бы я уже не знал. Самое худшее, что вы можете сказать о женщине, бывшей однажды в вашей власти, уже известно мне от нее самой. Ради бога, не говорите ничего, вы не можете сказать ничего, чего бы я уже не знал.

Люк Маркс задумчиво смотрел на серьезное лицо Роберта и какая-то смутная тень, похожая на улыбку, пробежала по изможденному лицу больного.

— Я не могу сказать ничего, что не было бы вам известно? — спросил он.

— Ничего.

— Тогда и не стоит пытаться, — задумчиво заметил больной. — Она рассказала вам? — спросил он, немного помолчав.

— Я должен просить вас, Маркс, оставить эту тему, — сурово ответил Роберт. — Я сказал вам, что не желаю слышать об этом. Что бы вы ни узнали, вы торговали этим. Какими тайнами вы ни овладели, вам платили за молчание. Вы бы лучше хранили молчание до конца.

— Неужели? — шепотом воскликнул Люк Маркс в возбуждении. — Неужели мне лучше молчать до конца?

— Да. Вы торговали вашим секретом, и вам платили за молчание. Будет честно, если вы выполните обещание до конца.

— Это теперь-то? — неприятно ухмыльнулся мистер Маркс. — Но предположим, у госпожи одна тайна, а у меня другая. Как быть тогда?

— Что вы имеете в виду?

— Предположим, я давно мог кое-что рассказать и сделал бы это, если бы ко мне получше относились; если бы то, что мне причиталось, отдавали мне спокойно и добровольно, а не швыряли, как кость собаке, чтобы она не кусалась. Предположим, если бы не это, я бы все рассказал. Что тогда?

Невозможно описать ту страдальческую победную ухмылку, осветившую его изможденное лицо.

«Он в бреду, — подумал Роберт. — Я должен быть терпеливым с ним. Было бы странно, если бы я не смог быть терпеливым к умирающему».

Какое-то время Люк Маркс лежал, глядя на Роберта с этой победной ухмылкой. Старушка, уставшая от долгих часов без сна у постели умирающего сына, клевала носом у огня, на котором кипел никому не нужный бульон.

Мистер Одли терпеливо ожидал, пока больной снова заговорит. Каждый звук был отчетливо, до боли слышен в этот глухой час ночи. Осыпание золы в очаге, зловещее потрескивание горящих углей, медлительное и тяжелое тиканье угрюмых часов в комнате внизу, тихое завывание мартовского ветра (словно глас английского духа, стоны которого предвещают смерть), хриплое дыхание больного — все звуки сливались воедино, в единый голос мрачного предзнаменования в гнетущей тишине дома.

Роберт сидел, закрыв лицо ладонями и размышляя о том, что будет с ним теперь, когда раскрыта тайна его друга и мрачная история Джорджа Толбойса и его злосчастной жены закончилась в бельгийском доме для умалишенных. Что станет с ним?