Сатурналии - Джон Робертс (2017)

– Ты мне очень помог, – торопливо запротестовал я. – Как всегда, прояснил суть дела и придал ему правильную перспективу. Возможно, ты еще и спас меня от того, чтобы я выставил себя дураком.

Марк Туллий ухмыльнулся – я рад был видеть это выражение на его печальном лице.

– Что это за жизнь, если время от времени нельзя выставить себя дураком? Я регулярно этим занимаюсь… Могу я еще чем-то тебе услужить?

– Ты можешь сказать, что мне делать теперь?

– Продолжай свое расследование смерти Целера. Сосредоточься на фактах, имеющих связь с этим делом, и забудь про ведьм и их омерзительные ритуалы. То, что ты обнаружил, – древний, но глубоко укоренившийся культ, который никогда не будет полностью уничтожен, и стайка скучающих, ищущих острых ощущений женщин, которым требуется что-нибудь чуть более яркое, чем государственная религия, чтобы кровь быстрей побежала по жилам.

Оратор встал.

– А сейчас я возвращаюсь на праздник, Io Saturnalia, Деций!

– Io Saturnalia! – ответил я, когда мой друг начал подниматься по ступеням.

Потом он скрылся из виду, а я сел, чтобы немного поразмыслить. Цицерон, несомненно, прав. Если я сейчас начну судебное разбирательство, это будет не только бесполезно, но и навлечет на меня насмешки. Я слегка утешился при мысли о том, что отец и его друзья станут искать способ обратить мои открытия к своей выгоде. Там, где терпит поражение строгая законность, может преуспеть политическая злоба.

Куда отправиться дальше? Я попытался вспомнить, в какой момент отвлекся от своей цели, и решил, что это произошло во время беседы с Фурией. Я позволил ее фиглярскому мошенничеству отвлечь меня. Посреди колдовских декораций она всучила мне Гармодию. «Забудь, что Гармодия была одной из ведьм, она была травницей, – сказал я себе. – Она могла продать кому-нибудь яд, чтобы убить Целера, и, без сомнения, ее прикончили, чтобы заставить молчать. Если Целера отравили потому, что тот собирался расправиться с ведьмами, разве они убили бы одну из своих?»

С огромной неохотой я время от времени посещал уроки философии и логики и смежных с ними предметов – иногда в изгнании было мало других занятий. Порой эти науки пересекаются с такими необходимыми науками, как юриспруденция и риторика, поскольку одна из самых неприятных вещей при выступлении в суде – это запутаться в логическом узле, допустив в своих доводах элементарную ошибку. Один философ в Афинах однажды сказал мне: когда ты понимаешь, что взял неправильный курс, потому что сделал неверное предположение, ты должен поступить так, как поступают охотники, – вернуться на то место, где ты наверняка держался верного следа.

Я обдумал все это и решил, что сбился со следа, войдя в палатку Фурии, и что мне надо повернуть обратно и действовать так, будто я никогда туда и не заходил. Во всяком случае, в целях моего истинного расследования. Я не собирался забывать увиденное в роще и не был до конца убежден, что эти два события никак не связаны, что бы ни говорил Цицерон.

Все начало понемногу проясняться. Вот что мне следовало сделать – найти другую травницу, куда менее грозную, чем Фурия, и расспросить ее о Гармодии. Не могут же все травницы принадлежать к культу ведьм. Должно быть, не очень трудно найти ту, что наверняка не была на Ватиканском поле прошлой ночью. Скажем, слепую. Никто не может так отплясывать, не имея глаз.

Приняв решение, я встал и вышел из зала Сената. Но не успел спуститься и до половины лестницы, как по ней взбежала Юлия, которая схватила меня за руку.

– Деций! Я повсюду тебя искала! Что, во имя неба, ты делаешь в курии?!

– Я созвал свое собственное заседание Сената, – сказал я. – Пришли немногие.