Мир - Наталья Мар (2019)

– Ясно, – он и так знал, ведь Самина говорила ему о том же. – И сколько?

– Лет десять. Может, чуть больше.

Разрушение наводчика было глотком воды в пустыне: и отказаться никак, и после – только дольше агония. Все пути, все аварийные выходы вели обратно на Брану. А там жизни – вдвоем или одному – двадцать минут до прибытия охраны.

* * *

Так астроцит Канташа и простаивал без дела, хотя граф отдал его андроиду, как обещал. На всякий случай. Со свитками и справочниками Эйден вернулся на гломериду, где его ждал Шима. Помимо кают здесь были просторные залы для конференций, и в одном из них тем вечером творился хаос. В воздухе по-броуновски порхали мультики с алливейских голограмм, стол ломился от беспорядочной аппаратуры, а стены заняли проекции из личного архива синтетика. Шима бродил в этом кавардаке, будто по выставке сумасшедшего дома. Эйден, главный экспонат, лежал на полу. Валялся, говоря начистоту: потому как еще утром – для экономии времени – закинулся целой пачкой пищевых капсул, где на упаковке значилось, что делать так категорически запрещено. Теперь он с трудом переваривал таблетки и свои мысли.

– Мра-а-ак, – шепнул андроид и приблизил изображение, выводя на потолок бинарные системы в разрезе. – Общего у трех планет – вообще ничего. Небольшие размеры. Да, у Харона и Алливеи вроде были подземные моря.

– Из воды? – Шима бросил свой биоскоп иглой вниз. Та впилась в пол рядом с единственным глазом андроида, но тот не пошевелился.

– Из обычной воды. Да мало ли таких планет… Ибрионца, знаешь ли, водой не удивить.

– Я тоже запутался. Плутон-Харон был ледяным адом, Алливея – тропическим раем. Разные массы, скорость вращений, совершенно разные звезды в системах. Да и эксперименты были разные! Алливею тащили в карман, а из этого… делали наводчик цепи. Причиной их гибели стали, я уверен, разные ошибки. Мы не найдем взаимосвязи.

Эйден поднялся, отряхивая рубашку. Видок у него был тот еще. Воротник небрежно расстегнут, завернуты рукава, смятый китель и тонкие ремни портупеи он забросил в угол.

– Ты прав, Шима, я теряю время. Харген ускоряет заряд магнетаров, а я не вижу легкого способа разоружить наводчик. Иди отдыхать. Мне нужно поговорить с Саминой.

– О возвращении на Брану?

– В конце концов, она имеет право узнать правду о своей планете.

– Уговариваешь себя, что нарушая обещание дать ей свободу, делаешь для нее лучше?

– Шима, я не собираюсь давить. Я расскажу – а после выбор за Саминой. Только за ней.

– Не будешь давить, ты сказал? – Кафт бросил свиток на пол и раскрошил ногой. – Любое твое слово, весь ты для нее – гранитная плита! Ты королей давишь, как клопов, а она – девчонка! Разве ты не видишь?

Стоя вполоборота, Эйден показался киборгу совсем чужим, опасным пришельцем.

– Не вижу, Шиманай, – синтетик потряс рукой у лица. – Мне застят глаз трупы имперцев. И этот выбор – он дороже всего, что я когда-либо давал одному человеку.

– Если вас поймают, то Самину – если сразу не убьют – заставят пройти тест на ложь и соучастие. Если безопасники заподозрят ее в сговоре с тобой…

– Слишком много «если» для той, которая еще ничего не решила.

– То есть – когда они заподозрят…

– Не заподозрят. Если ты будешь делать так, как я скажу.

Эйден вышел и минуту постоял в спасительной тишине коридора. Тест на ложь и соучастие… Свой-то первый тест он провалил. Но после – ни разу. Да, он забыл о провале с убийством девчонки, когда взмах кинжалом едва не угробил его самого. Ладно, он завалил два теста за всю жизнь. Пока он шел к жилой палубе, думал, как же разросся, закрутился и запутался его план. Слишком шатким и хрупким он стал, имея в центре личные мотивы. Но синтетик давно вывел один закон: не всех можно спасти, а только всех остальных. Исключи из уравнения себя – и найдется шлюпка для кого-то другого. Но надо еще постараться, чтобы вселенная приняла его в уплату, да подороже.