Мистерия - Вероника Мелан (2014)

– Или вообще в ловушку, откуда не выбраться.

Бернарда серьезно кивнула, но тут же по обыкновению расплылась в улыбке.

– Но мне все равно нравится эта идея с его библиотекой. Ты ее обдумай.

– Слишком рискованно.

– А ты все равно обдумай. Потому что в этом случае ты бы достойно ему за все мучения отомстила.

– Это да… – в этот момент плотоядно улыбнулась даже Тайра, но через секунду развела руками. – Вот только я не люблю никому мстить.

– А я и не предлагаю мстить. Я предлагаю позаимствовать коллекцию знаний. Так звучит лучше?

– Так вообще идеально.

И они, чувствуя себя командой великих конспираторов, рассмеялись.

– Девочки, вы в магазин, что ли, ходили?

Включившая в прихожей свет Клэр удивленно уставилась на книги – в руках она держала вышивку.

– В книжный? А как же вы это все донесли – ведь ни сумок, ни тележки… Ах да! – она рассеянно улыбнулась собственной забывчивости и махнула вышивкой. – Дина же может и так; моя глупая голова постоянно об этом забывает. Девочки, вы голодные?

Приключения последнего часа подчистую сожгли недавно съеденные в кафе десерты, и потому две головы качнулись синхронно.

– Голодные!

– Вот и славно, а то у меня мясной пирог в духовке еще теплый. Как знала, что будут гости, вот прямо, как знала! И славно, – повторила Клэр и зашелестела мягкими подошвами тапочек по направлению к кухне. – Вы рассаживайтесь в гостиной, а я сейчас все накрою.

* * *

Он решил дорассказать свою историю вовсе не потому, что желал к себе иного отношения – возникшего после ее окончания сочувствия, более глубокого понимания, снисхождения или, не приведи Создатель, жалости, – а просто потому, что понимал: любой когда-то начатый процесс должен быть завершен. Потому что так правильно.

Заваленный опавшей листвой и заросший сорняками сад Канна выглядел неряшливо и вместе с тем уютно – сонный, вихрастый, типично осенний. Качалась между ветвями маленькой елки, которую не пойми каким ветром занесло на этот участок, сухая симметричная и абсолютно пустая, если не считать налипшей пыли и пары желтых листиков, паутина; хозяин-паук, вероятно голодный, где-то спал.

Для разговора выбрали заднее крыльцо – самое тихое и недоступное ни для ветра, ни для чужих ушей место. Неторопливо таял в бутылке коньяк; вечерние облака казались отсюда золотыми.

– Так на чем я остановился? – спросил сидящий с краю Баал. – На том, как проклял мать и ушел из дома? Так мне помнится.

– Точно, – Канн выглядел бледным и все еще худым, но куда живее себя самого в недалеком прошлом. – Сколько тебе, ты сказал, тогда было – десять?

– Точно, десять.

Доктор слушал молча, снайпер тоже временно притих – то ли следил за разговором, то ли провалился глубоко в свои мысли.

– И как ты жил? Как выживал?

– Плохо. На улице, – Регносцирос, вынужденный пережить те времена вновь, вздохнул. Залпом закинул в себя коньяк, вытер губы тыльной стороной ладони и принялся говорить. – Я работал. Везде. На заправке, на автомойке, собирая и сдавая пустые бутылки, помощником разносчика писем и газет, чистил ботинки…

– Ботинки? – кажется, так далеко в своем воображении стратег не заходил.

– Да, ботинки. Никто не хотел давать работу мальцу, но каждый понимал – не дай, и пацан умрет с голоду, и тогда бросали в ладони мелкие монетки – не хотели брать на душу вину. А я вкалывал, как умел, и к тринадцати годам обучился множеству не подходящих для мальчика, но подходящих для мужчины профессий – клал кирпичи, красил и белил, помогал жечь мусор…

– А где же ты ночевал?

– В приютах. Под мостами. Когда где.

Это прозвучало так буднично и равнодушно, что у Канна сжалось сердце за двоих – себя и мелкого чумазого мальчишку из чужого прошлого. Под мостами.

Что б им всем пусто. Тьфу…