Мистерия - Вероника Мелан (2014)

Потом был пансион Ахи, долгие его годы: обучение музыке, письму, счету и грамоте. Немного географии, немного астрономии, прикладные науки – женщин многому не учили.

– Вы инструмент, без мнения и права решать. Вы – женщины. Инструмент для мужчины, его способ получить наследника, его принадлежность, игрушки, если хотите…

«Почему? – Мысленно возмущалась Тайра. – Почему мы не имеем права на мнение? За что?»

Она высказала этот вопрос вслух лишь однажды, после чего впервые услышала обращенное в свою сторону слово «заткнись, колдунья» и всю ночь стояла в углу – коленями на соли. Тогда она еще не знала, что всему виной были ее желто-зеленые глаза – слишком светлые для Руура – не черные, как у всех «нормальных» людей и даже не коричневые, кофейные или, на худой конец, светло-карие. Нет, желто-зеленые. Иногда делавшиеся полностью желтыми, иногда сползающими в зеленый, без примеси теплого, оттенок.

Позже она часто думала об их странном цвете, а так же об отце и матери. Тайра не так много помнила о них, но могла поклясться в одном – очи обоих родителей были черными.

Тогда, может, бабушка? Прабабушка?…

После семи лет Ахи, когда ученицы достигли возраста двенадцати лет, наступило время первого распределения. В огромном, пустом и неуютном зале всех выстроили в ряд и приказали тянуть граненые камни. Из большой урны ее рука вытянула серый, невзрачный и почти плоский, с гладкими краями, речной булыжник – Тайра обрадовалась. Ведь камень редкий – значит, и профессия хорошая?

Ее определили в служанки.

Невезение?

Испытание?

И до следующей критической отметки – еще одного распределения по достижению восемнадцатилетия – годы потянулись медленно и монотонно. Мойка и чистка грязной посуды, стирка чужих белых одежд в большом котле, мозоли на ладонях от кута – огромной палки для помешивания горячей ткани, – воспоминания о бесконечной смене в собственных пальцах тряпки, метлы, кусков овечьей шерсти, горчичного порошка для перил, жира для деревянного пола. Плохое питание, унылое однообразие и бесконечный, застывший в глубине и никогда не высказанный, вопрос «зачем?»

Зачем унижают женщин?

Почему так несправедливо работает система распределения?

Кто ее придумал? Неужели старейшинам выгодно такое положение? Кто на этом наживается? Зачем? Зачем-зачем-зачем? Ведь в мире есть гораздо больше, чем тряпки, грязные полы и кипяченая одежда…

Ей повезло лишь однажды. Когда в возрасте пятнадцати лет Тайра решила подыскать еще одну работу и после долгих часов брожения по жарким улицам каменного, выцветшего от жары, Руура, у окна белого приземистого дома, она увидела глиняную табличку с символами:

«Я слепой и старый. Требуется помощница, нянька и уборщица»

И она решилась. Не потому что хотела горбатиться четыре лишних часа и нюхать пропахшую мочой одежду, но потому что в этом доме никто и никогда не произнес бы в ее сторону слова «колдунья».

Без каких-либо радостных ожиданий, по макушку закутанная в тулу, Тайра поднялась на крыльцо и постучала в дверь.

– Кто там? – Раздалось почти сразу же. Слишком бодрый для такого немощного на вид старика, как она потом удивлялась, голос.

– Вам еще нужна помощница? Я могу ей быть.

Дверь отворилась; из образовавшейся щели запахло сушеными травами.

– Я умею стирать, убирать, готовить, обучена счету и грамоте, могу ходить на рынок за продуктами, делать все…

– Я давно тебя жду, заходи. – Ответили ей тихо, но доброжелательно. Непривычно ласково.

– Меня? – Тайра недоверчиво огляделась вокруг – нет, ждали не ее, должно быть, произошла ошибка.

– Тебя.

Дверь приоткрылась шире, и она впервые взглянула в незрячие глаза самого зрячего, несмотря на слепоту, в этом городе человека.

Так она встретила Кима.

* * *

Темно, тихо, прохладно. Вечерние часы она воспринимала небесным благом: медленно и верно переставала гореть обожженная кожа.