Ритм-секция - Марк Бернелл (2020)

– Вообще-то фармацевтический, – поправляю я его. Интересно, он намеренно допустил ошибку? – Но вы правы. Это рядом с Антверпеном. В пятнадцати километрах от центра города, если быть точным.

– И давно вы на них работаете?

– Почти пять лет, – отвечаю я. Кажется, эту цифру я называла Фрэнку.

С каждым новым вопросом узел в моем желудке затягивается все туже. Я потягиваю «Бароло». Будь я Петрой, это не было бы для меня проблемой. Но я пытаюсь быть Мариной и не могу так просто перенести привычки одной на личность другой. А жаль.

– А как давно вы в Лондоне?

– Около трех месяцев.

Флетчер начинает расспрашивать меня о продукции «Бриль-Мартен». О слухах об исследованиях. О пациентах. О судебных исках. О возможном слиянии с другими компаниями. У меня учащается пульс. И хотя Фрэнк беседует с Рейчел Дональд, я готова поклясться, что он слушает меня и вскоре наверняка поймет, что я в западне. Моей легенды достаточно для людей в мире Халила, для тех, с кем якшается Марк Серра, но не для аналитика из Сити. Такие не входят в мое меню. Я не в курсе подробностей, связанных с деятельностью моей компании и даже с производимой ею продукцией. Я вижу сомнение в глазах Флетчера. Остается лишь надеяться, что он счел мою уклончивость профессиональной предосторожностью, а не полным невежеством.

– И в чем именно заключается ваша работа? – спрашивает он.

Я даю тот же ответ, какой в свое время дала Фрэнку:

– Разруливаю проблемы.

Он вопросительно выгибает бровь. Я понимаю, что разговор пора завершать, и, прежде чем он успевает задать новый вопрос, говорю:

– А чем занимаетесь вы? В чем именно заключается ваша работа?

В этот момент мне приносят мою еду. Спагетти путтанеска. Как и следовало ожидать.

В этом городе так ведут себя многие. Это нормально. Как правило, им за тридцать. Они профессионалы. Мужья и жены. Родители. Я обвожу взглядом других посетителей ресторана: почти все они одинаковы. Их нормальность лишь подчеркивает мою ненормальность. Да, я младше всех остальных за этим столом. В мои двадцать три мне еще положено быть студенткой. Или же только-только начинать карьеру. С мизерным жалованьем, зато полной оптимизма. Но я не чувствую себя на двадцать три, а мой оптимизм лежит разбитый вдребезги на дне Атлантического океана. Фрэнк лишь усиливает это чувство. Не будь Фрэнка, мне не нужно было бы волноваться, что я могу потерять его. Я была бы одна, и мне не было бы страшно.

Мэри Флетчер и Рейчел Дональд заводят разговор о детях. У Мэри четырехлетний сын и дочка двух лет. У Рейчел двое мальчиков, одному три года, второму – полтора. Их беседа на эту тему затягивается до самого конца вечера. Они вспоминают первые шаги и первые слова, бессонные ночи и болезненные трещины на сосках. Время от времени то одна, то другая включает в разговор и меня.

– Вы, как итальянка, наверняка мечтаете о большой семье, – в какой-то момент изрекает Мэри.

Я улыбаюсь и отвечаю, что не уверена. Итальянка? Мать большого семейства. Я не та и не другая. И не хочу быть ни той ни другой. Я хочу быть собой. И хочу надеяться, что в один прекрасный день я ею стану.

– Простите нас, Марина, – говорит Рейчел, – вам наверняка скучно слушать наш разговор. Боюсь, такое случается со всеми нами. Как только у вас появляются дети, вы просто не в состоянии говорить о чем-то другом.

Похоже на то.