Восемь идеальных убийств - Питер Свонсон (2021)

После неудавшегося ужина я пораньше завалился в постель с «Убийством Роджера Экройда» от «Пингвин Букс», но никак не мог сосредоточиться. Постоянно перечитывал первую страницу – мысли метались между воспоминаниями о жене и беспомощным гаданием, кто же написал комментарий к моему посту. Наполнив легкие застоявшимся воздухом своей квартиры, я медленно выдохнул. Почему он назвал себя «Доктор Шеппард»? Может, потому что он и есть убийца? И все же это не означало необходимости во что бы то ни стало упереться и все-таки прочитать книгу. Я положил ее на тумбочку, где держал стопку поэтических сборников. Вот их-то и почитаю на ночь, на сон грядущий. Пусть даже на данный момент я предпочитаю беллетризованные биографии (хоть и редко читаю криминальную прозу, но биографии детективщиков мне все равно интересны) или что-нибудь по европейской истории, последние слова, которые я обычно читаю перед тем, как провалиться в сон, – это слова поэтов. Любые стихи – да и любые произведения искусства на самом-то деле – кажутся мне чем-то вроде криков о помощи, но поэзия в первую очередь. Когда она хороша (а я вообще-то считаю, что по-настоящему хорошей поэзии крайне мало), читать ее – это все равно что слушать, как какой-то совершенно незнакомый тебе человек шепчет тебе на ухо откуда-то с того света, отчаянно пытаясь быть услышанным.

Выбравшись из кровати, я подошел к книжным полкам, чтобы найти сборник, содержащий одно из моих любимых стихотворений – «Зимние сумерки» сэра Джона Сквайра[49]. Я наверняка мог бы продекламировать его наизусть, но мне хотелось собственными глазами видеть напечатанные слова. Стоит мне найти какое-нибудь любимое стихотворение, как я могу перечитывать его снова и снова. Однажды я чуть ли не целый год, каждую ночь перед тем, как заснуть, читал «Черного грача под дождем» Сильвии Плат. А недавно перечитывал «Похоронный обряд» Питера Портера[50], пусть даже и понял там меньше половины. У меня не тот склад ума, чтобы анализировать поэзию так, как это делают критики, но я остро реагирую на нее.

Вернувшись в постель, я перечитал стихотворение Сквайра, а потом закрыл глаза и позволил финальным словам галопом налетать на меня: «И лишь чавкают глухо мои ноги по лужам, по земле, распухшей, как труп!» – мысленно раз за разом повторяясь в голове, словно мантра. Я еще немного подумал про жену и о тех решениях, которые принял. Когда в ее жизни появился Патрик Йейтс – вообще-то я хорошо помню точную дату, поскольку это было тридцать первого марта, в мой день рождения, – я сразу понял, что произошло что-то переломное. В тот день Клэр поменялась со своей коллегой, работавшей в дневную смену, чтобы освободиться пораньше и сводить меня в «Ист-Кост гриль» отпраздновать мой день рождения.

– Мы наконец-то наняли нового бармена, – сообщила она.

– О!

– Патрик зовут. Я сегодня начала его обучать. Вроде справляется.

То, каким тоном Клэр произнесла его имя, это сочетание нерешительности и удали, с ходу дало мне понять, что он уже произвел на нее впечатление. В теле появилось такое ощущение, словно через него пропустили электрический ток.

– У него есть опыт? – спросил я, опуская устрицу обратно на тарелку.

– Он год проработал в каком-то пабе в Австралии, так что кое-какой есть. Я сразу подумала о тебе, потому что у него татуировка с портретом Эдгара Аллана По на правом плече.