Мертвый и живой - Дин Кунц (2009)

Все Новые люди понимали, что есть только эта жизнь и никакой последующей, ни для них, ни для Старых людей. Они знали, что концепция бессмертной души – ложь, выдуманная Старыми людьми, чтобы помочь их хрупкому виду примириться с реальностью смерти, смерти окончательной и бесповоротной. Новые люди точно знали, что за материальным миром никакого другого не существует, что этот мир – не загадочное место, что здесь действуют исключительно причинно-следственные закономерности, то есть разум всегда может докопаться до простой истины, которая кроется за любой загадкой, что они – живые машины, точно такие же живые машины, как Старые люди, как любые животные, и их создатель – тоже живая машина, только живая машина с самым блестящим умом в истории человечества и с ясным и четким представлением о создаваемой им утопии – Миллионолетнем Рейхе, сначала на Земле, а потом на всех планетах Вселенной.

Эту идею абсолютного материализма и антигуманизма вдолбили в Баки и Джанет, когда они еще находились в резервуарах сотворения, а метод прямой информационной загрузки являлся куда более эффективным средством обучения, чем просмотр телепрограммы «Улица Сезам» или чтение скучных школьных учебников.

В отличие от Старых людей, которые долгие десятилетия исходили из того, что жизнь бессмысленна, и лишь в среднем возрасте принимались искать Бога, Новые люди никогда не сомневались в истинности своих убеждений.

А теперь этот пес.

Его тревожащий, пронизывающий взгляд, осуждающее отношение, факт, что он наверняка знает, кто они такие… Герцог шел за ними всю ночь, о чем они и не подозревали, не убегал от опасности, которую ныне являли собой Баки и Джанет для любого живого существа, за исключением себе подобных, наоборот, решился противостоять им. Конечно, складывалось впечатление, что этот пес нечто большее, чем живая машина.

Судя по всему, те же мысли возникли и у Джанет, потому что она спросила:

– Что он делает своими глазами?

– Мне не нравятся его глаза, – согласился Баки.

– Он, похоже, смотрит не на меня, а сквозь меня.

– Он смотрит и сквозь меня.

– Странный он какой-то.

– Очень странный, – согласился Баки.

– Чего он хочет?

– Чего-то он хочет.

– Я же могу так быстро убить его.

– Можешь. В три секунды.

– Он видел, на что мы способны. Почему он не боится?

– Ты права, он действительно не боится.

Стоя на пороге, Герцог зарычал.

– Никогда у меня не было такого чувства, – вырвалось у Джанет.

– И что ты чувствуешь?

– Что-то непонятное. Не могу выразить словами.

– Я тоже.

– Такое чувство, будто… что-то происходит прямо у меня перед глазами, но я не могу этого увидеть. Есть в этом какой-то смысл?

– Мы продолжаем терять компоненты программы?

– Я знаю только одно – этому псу известно что-то очень важное.

– Псу? И что ему известно?

– Ему известна причина, по которой он может не бояться нас.

– Какая причина? – спросил Баки.

– Не знаю. Откуда мне знать?

– Мне не нравится, что мы этого не знаем.

– Он – всего лишь собака. Не может он знать что-то важное, чего не знаем мы.

– Ему положено очень бояться нас, – Джанет обхватила себя руками, и вроде бы ее начало трясти. – Но он не боится. Он знает что-то важное, чего не знаем мы.

– Он всего лишь живая машина, как и мы.

– Он не ведет себя как живая машина.

– Мы – умные живые машины. Он – тупая, – но в голосе Баки слышалась неуверенность, которая раньше отсутствовала напрочь.

– У него есть секреты.

– Какие секреты?

– То самое важное, что знает он и не знаем мы.

– Как пес может иметь секреты?

– Возможно, он не просто пес.

– А кто же он тогда?

– Кто-то, – зловеще ответила Джанет.

– Только минутой раньше я чувствовал, что убивать голым так хорошо, так естественно.

– Хорошо, – эхом откликнулась Джанет. – Естественно.