Последний секрет - Бернард Вербер (2019)

Они садятся за позолоченный столик. Пользуясь тем, что длинная скатерть скрывает ее ноги, Лукреция сбрасывает туфли и массирует натертые пальцы. Даже если в Европе в отличие от Китая, говорит она себе, женщинам не уродуют ноги колодками, западный мужчина придумал моду, причиняющую страдание самому чувствительному месту – ногам. Она растопыривает пальцы с накрашенными ногтями, надеясь, что мучение во имя красоты и грации быстро забудется.

Распорядитель раздает карточки с программой: еда, речи, сюрпризы.

Все уже сидят, двери закрываются. Звучит «Гимн радости» Бетховена, сцена освещается прожекторами. Миша поднимается на трибуну с бумагами в руках и произносит небольшую речь на тему удовольствия.

Президент CIEL напоминает, что удовольствие – долг каждого человека. «Люби себя, и ты познаешь небеса и богов», – перефразирует он Сократа, учившего «познавать самого себя». Выступающий клеймит стоиков, романтиков, героев, мучеников и всех мазохистов, не понявших, что главный движитель жизни – удовольствие здесь и сейчас.

– Бог любит смотреть, как мы наслаждаемся, – резюмирует он.

Аплодисменты.

– Спасибо. Угощайтесь. Ешьте руками, если вам так больше нравится. И не забывайте: лучше грешить, чем лицемерить.

Ливрейные официанты подают деликатесную черную икру и шампанское с указанием года на бутылках. Икринки лопаются на зубах, их сок и вкус заставляют блаженно жмуриться. Шампанское смывает эти обреченные зародыши, к вкусу белого винограда добавляется игра пузырьков. К наслаждению вкусом добавляется наслаждение ароматом.

Миша напоминает повод для пира – дань памяти о докторе Сэмюэле Финчере.

– Какое бы восхищение ни вызывал у нас Финчер – психиатр-реформатор и изобретательный невролог, Финчер – гениальный шахматист, я хочу восславить здесь Финчера, остававшегося до самой смерти образцовым эпикурейцем! Повторяю, друзья мои, мы собрались здесь не для того, чтобы горевать. Не для того пришли мы в этот мир, чтобы умереть несчастными. Пусть лик Сэмюэла Финчера озарит наш путь! Умереть счастливыми. Умереть от удовольствия. Умереть, как Финчер!

Новая овация.

– Спасибо. Еще одно. Мы горды приветствовать среди нас Наташу Андерсен.

Топ-модель встает под звучащий на весь зал «Гимн радости». Оглушительные аплодисменты. Хлопая в ладоши вместе с остальными, Лукреция Немрод наклоняется к Исидору Каценбергу:

– Форменная ледышка! Никогда не понимала, чем так влекут мужчин эти скандинавские дылды-блондинки.

– Наверное, тем, что в них угадывается вызов. Именно из-за бесчувственного облика возникает желание заставить их вибрировать. Взять Хичкока: он любил только холодных блондинок, утверждая, что, когда они делают нечто хотя бы немного отличное от обыденного, это кажется чем-то невероятным.

Наташа Андерсен наклоняется к микрофону:

– Добрый вечер. Сэмюэл был бы рад очутиться сейчас здесь. Незадолго до смерти, разговаривая со мной в машине, он сказал: «Думаю, сейчас переходный период, все становится возможно, завоевания человеческого ума не знают преград, не считая наших собственных страхов, нашего архаизма, зажатости, предрассудков».

Аплодисменты.

– Я любила Сэмюэла Финчера. Это был светлый ум. Это все, что я хотела сказать.

Она садится, и пир возобновляется. Официанты приносят большие блюда с холодными и горячими кушаньями. Свет тускнеет, Бетховена сменяет Гендель – так лучше для пищеварения.

Исидор и Лукреция подкрадываются к Наташе Андерсен.

– Мы расследуем смерть Финчера.

– Вы из полиции? – спрашивает топ-модель, не глядя на них.

– Нет, мы журналисты.

В обращенном на них взгляде Наташи Андерсен нет ни капли приязни.

– Мы думаем, что это убийство, – выпаливает Исидор.

Она механически улыбается:

– Он умер в моих объятиях. В комнате больше никого не было, – чеканит она, высматривая поблизости кого-нибудь, беседовать с кем было бы приятнее, чем с ними.