Отец наших отцов - Бернард Вербер (2019)

Четыре руки должны были сойтись – две обезьяньи с двумя человеческими. Вся сцена походила на фреску Микеланджело в Сикстинской капелле: Бог, простирающий указующий перст и тем наделяющий человека знанием. Человек тоже тянулся пальцем к обезьяне. Композиция была аллегорическая, даром что спасителем выступал поддельный примат в нейлоновой шкуре.

Руки должны были соприкоснуться и почти соприкоснулись. Но в последнее мгновение, когда это уже должно было произойти, обезьяна уклонилась. Заметить это движение было почти невозможно, и все же публика испуганно ахнула.

Анджело Ринцули удивленно расширил глаза, ища взгляд под обезьяньей маской, чтобы понять, почему так вышло, и увидел в прорезях маски что-то сильно его удивившее.

Тарзан упал.

Этот Ангел не умел летать. Он разбился об арену, огласив цирк тупым звуком дробящихся костей.

Исидор и Лукреция бросились вниз.

Анджело узнал их и успел улыбнуться.

– Рад… что вы… от этого отвертелись…

Он еще раз улыбнулся, потом захрипел и выплюнул сгусток крови. Поднеся ко рту ладонь, он увидел кровь, испугался, потом еще раз засмеялся странным смехом.

– Тайна… останется тайной… Они никому не покажут… пальцы.

Он хихикнул, кашлянул, выплюнул кровь, закрыл глаза. Лукреция тряхнула его за плечо.

– Где пятипалая нога?

Анджело распахнул глаза и окинул ее затуманенным взглядом.

– Деревья…

– Какие деревья?

– Деревья прячут свои корни под землей.

Исидор и Лукреция силились понять подсказку.

– Может, он имеет в виду, что корни человечества обязательно должны остаться скрытыми? – предположила девушка.

Прибежали санитары, чтобы везти неудачливого акробата в отделение неотложной помощи. Положив его на носилки, они почти бегом понесли его с арены, расталкивая толпу любопытных, которых всегда манит чужая смерть. Журналисты торопились за ними сквозь толкотню. Лукреция нагнулась на бегу к носилкам.

– Скорее, скорее! Умоляю, скажите, где нога? Говорите, вам больше нечего терять!

Видимо, Анджело Ринцули уже понял, что ходу событий ничто больше не помешает, поэтому указал куда-то вглубь шатра.

– В моем… фургоне. Под… корнями бонсаи.

После этих слов беднягу скрутила предсмертная судорога.

Журналисты метнулись к фургону посреди стоянки, на котором была цифра 66 и табличка: «Анджело Ринцули, акробат». Дверь фургона успели взломать до них, внутри все было перевернуто вверх дном, деревце бонсаи валялось среди осколков горшка.

Они выскочили наружу. Вор не мог уйти далеко. Скоро впереди показалась бегущая фигура с коробкой под мышкой. Лукреция оседлала свой мотоцикл и через минуту, к своему великому изумлению, узнала отца Матиаса, священника, летевшего с ними из Парижа в Дар-эс-Салам. Спрыгнув с мотоцикла, она повалила святого отца на землю. Тот отчаянно сопротивлялся, вращая безумными глазами, как загипнотизированный.

Исидор Каценберг неспешно подошел к ним и оценил ситуацию.

– Бедняга Ринцули не предусмотрел, что найдутся желающие завладеть его аукционным лотом бесплатно.

Священник со стоном выпустил из рук прозрачную емкость.

– Надо это уничтожить! Так, чтобы следа не осталось! Это нога дьявола! Уничтожить! – повторял он, как заклинание.

– Нет, – спокойно возразил Исидор. – Хватит смертей и погромов.

– Он прав, святой отец, – попробовала вразумить священника Лукреция. – Вы поступили неразумно.

– Такова Божья воля. Заклинаю вас, это надо предать огню! Это пятерня дьявола с раздвоенными пальцами!

Исидор Каценберг заглянул в емкость, чтобы удостовериться в сохранности экспоната. Ну и задала им эта окаменелость хлопот! Он уже собирался снять крышку, как вдруг рядом с ними с визгом покрышек затормозил автомобиль. Рука, высунувшаяся из дверцы, вырвала у него коробку с бесценной реликвией.

7. Освоение одиночества