Поворот к лучшему - Кейт Аткинсон (2011)

Утро будет идти своим счастливым воскресным чередом. Когда обед будет почти готов — подливка густеет, мясо отдыхает, — он рассмеется (потому что это была их любимая шутка) и скажет ей: «Аперитив, милая?» — и принесет графин для шерри из уотерфордского хрусталя, который достался им от ее родителей. И они будут потягивать амонтильядо, сидя в креслах, обитых ситцем с узором «Земляничный вор», и слушая «Форель» Шуберта.

Он слышал шум льющейся в ванной воды и топот ног по коридору и вниз по лестнице. Питер/Дэвид звуками изображал самолет, в одиночку сражаясь с люфтваффе. «Получай, поганый фашист!» — выкрикнул он и выдал пулеметное «тра-та-та». Хороший мальчик, пусть растет таким, как отец, а не как Мартин. Накануне вечером, когда они сидели в своей уютной гостиной (треск огня в камине и т. д.) — Мартин поджаривал хлеб, его жена вязала очередной жаккардовый свитер, Питер/Дэвид уже пожелал им спокойной ночи и отправился спать, — она оторвалась от спиц и сказала ему с улыбкой: «Думаю, он заслуживает маленького братика или сестричку, ты согласен?» Драгоценное мгновение драгоценной жизни.

Он снова потянулся, обнял жену и втянул в себя ландышевый запах ее волос. Она слегка изогнулась в знак того, что уже проснулась и не возражает. Он просунул руку в складки ее ночной рубашки и нащупал аппетитную округлость ее груди, прижался к ней всем телом. Тут ему следовало бы сказать что-нибудь любящее, какую-нибудь нежность. Почему-то с ней ему всегда было трудно переводить разговор на интимности, может, если он придумает ей имя, будет проще. Она повернулась и ответила на его объятие. «Марти», — сказала она.

Он вздрогнул и проснулся. Дешевый радиоприемник с часами на прикроватной тумбочке сообщил ему, что было шесть утра. Ему хотелось заглянуть под одеяло — убедиться, что не превратился в гигантское насекомое.

Дневной свет уже победил фонарь за окном и сочился сквозь тонкие оранжевые шторы, окуная комнату в сияние постъядерного рассвета. Зловещий апельсиновый свет бил Мартину прямо в лицо. Он не представлял, как теперь уснуть. Стены в номере были толщиной с лист бумаги. Казалось, что каждый смыв в туалете, каждый надрывный кашель, каждый сексуальный акт — в процессе или в завершении, — словно по водостоку, стекался к нему в номер.

А что, если он здесь застрял, забрел в сюрреалистическую петлю, где он каждое утро должен просыпаться в новом номере «Четырех кланов»? Сколько номеров в этом отеле? Что, если их число бесконечно, что, если здесь, как в «Сумеречной зоне», — несуществующий тринадцатый этаж, призраки бывших постояльцев, прикидывающиеся персоналом? Отель, из которого нельзя уехать.

В трезвом дневном свете он мог точно сказать, что это не Ричард Моут звонил ему прошлой ночью. В конце концов, что более вероятно: звонок от Ричарда из загробного мира или звонок от того, кто убил Ричарда и украл его телефон? Звонок от убийцы был предпочтительнее звонка от трупа. Конечно, об этом нужно сказать полиции, но уже одна мысль о новой встрече с Сазерлендом вгоняла его в депрессию. Интересно, что сказал бы ему убийца Ричарда, если бы в его телефоне не кончилась зарядка. Может быть: «Ты следующий». Око за око.

Вчера ночью он сказал Мелани, что отменяет свое участие в Книжном фестивале, но теперь ему пришло в голову, что пойти туда будет знаком мужества с его стороны. «Соберись, парень! Посмотри страху в лицо». Пусть он и стал игрушкой в руках богов, но он все еще Алекс Блейк. В этом была его жизнь, его поприще, может, и не очень доблестное, но это было все, что у него осталось.

За предыдущие сорок восемь часов он потерял ноутбук, бумажник, новый роман и собственную личность. Единственное, что у него осталось, — это Алекс Блейк.

На этот раз стойка была укомплектована парнем в полосатом шелковом жилете с галстуком-бабочкой, отчего он был похож на певца из любительского квартета.

— Я могу позвонить? — спросил Мартин, и парень ответил: