Поворот к лучшему - Кейт Аткинсон (2011)

Ее мокрые волосы были смотаны в сумбурный хвост над ухом, и от нее пахло мыльной чистотой. Она стояла в огнях солнечной рампы, поток света заливал ее всю, и он отчетливо увидел темные круги у нее под глазами, выражение обреченности на лице. Может быть, это было просто разочарование. Она уселась на кровати, скрестив ноги, и принялась читать его гороскоп:

— «Сейчас Стрельцы переживают тяжелые времена. Вы чувствуете, что идете в неизвестном направлении, но ничего не бойтесь — в конце туннеля вас ждет свет». Ты как? Переживаешь тяжелые времена?

— Не больше обычного.

Он не стал спрашивать про ее звездный прогноз, потому что это означало бы признать за правду то, что он считал чепухой. Он подозревал, что Джулия тоже так считала и что все это было для нее полным притворством.

— Ну, правильно, это же вчерашняя газета. Что тебе уготовано на сегодня, мы не знаем. Вчера же у тебя был тяжелый день? О, ведь и правда? Уличная драка, скандал, убийство собак…

— Я не убивал ту собаку.

— Тюрьма, обвинительный приговор. Милый, тебя уже никогда не возьмут обратно в полицию.

— Я не хочу обратно в полицию.

— Хочешь, и еще как.

Удивительно, как на настроение мужчины может повлиять подгоревший завтрак. Яйца напоминали резину, тосты обуглились, но Джексон умудрился все это проглотить. Он рассчитывал получить на завтрак остатки вчерашней ссоры, поэтому яичница и в целом добродушное настроение Джулии оказались для него приятным сюрпризом.

Джулия потягивала слабый чай, и, когда он спросил, почему она не ест, — Джулия любила еду прямо-таки по-собачьи, — она ответила:

— С желудком что-то не то. Нервы перед премьерой. Там будет пресса, представляешь, какой ужас? То, что будут писать рецензии, ужасно, почти так же ужасно, как остаться без рецензий. Но это Фестиваль, поэтому нормального театрального критика нам не достанется, они все слишком заняты театрами поважнее нашего, и мы получим какого-нибудь болвана из спортивных колонок. Если бы у нас был еще один прогон…

— Как прошел вчерашний?

— О, ты же знаешь, — она пожала плечами, — ужасно.

Джексон ощутил прилив сочувствия.

— Извини, я на тебя наехала вчера, — сказала Джулия.

— Я тоже на тебя наехал, — великодушно откликнулся Джексон.

На самом деле он так не думал, но, если он иногда проявит рыцарство, от него не убудет, тем более что он рассчитывал, что полотенце и завтрак в постель будут иметь логическое продолжение в виде секса, но стоило ему сделать вид, что он собирается ее схватить, как она с кошачьей упругостью спрыгнула с кровати и заявила:

— Мне нужно бежать, слишком много дел. — Дойдя до двери спальни, она обернулась со словами: — Я люблю тебя, ты же знаешь.

За свою жизнь Джексон не единожды замечал, что в начале отношений люди, говоря «я люблю тебя», выглядят счастливыми, а под конец они произносят те же слова и выглядят печальными. Вид у Джулии был сама трагедия. Но это же была Джулия, она всегда переигрывает.

У Джексона зазвонил телефон, и он почти собрался не отвечать. Разве не говорят, что хорошие новости всегда спят до полудня, — или это из песни Cowboy Junkies?[103] Он все же ответил, и ему пришлось хорошенько порыться в памяти, прежде чем имя звонившего обрело смысл. Мартин. Мартин Кэннинг, парень, который бросил портфелем в Теренса Смита. Странный маленький человечек.

— Привет, Мартин, — сказал Джексон фальшиво-товарищеским тоном, потому что человечек звучал слегка выбитым из колеи. — Я могу вам помочь?

— Мистер Броуди, я хотел спросить, не смогли бы вы сделать мне одолжение?

Джексон больше не мог слышать слово «одолжение» без мысли о его тайной подоплеке.

— Конечно, Мартин. У меня на сегодня никаких планов. И называйте меня «Джексон».

— Что будешь сегодня делать? — спросила Джулия, уже полностью одетая и слишком поглощенная своими собственными планами на день, чтобы искренне интересоваться его.