Поворот к лучшему - Кейт Аткинсон (2011)

Джулия всегда широко улыбалась в камеру, как будто счастлива по уши. Некоторым это дано, некоторым — нет. Сам Джексон на фотографиях обычно выглядел хмуро. А может, и не только на фотографиях. Джулия как-то сказала ему, что в его манере держаться «есть что-то угрожающее»; такое восприятие собственной персоны его встревожило. Для снимка с японцами он постарался напустить на себя благодушный вид. На секунду ему стало завидно. Приятно, наверное, быть частью группы. Большинство считало его нелюдимом, но он подозревал, что комфортнее всего ощущал себя, когда принадлежал системе: сперва армии, затем — полиции. По мнению Джексона, значимость индивидуального начала была сильно завышена.

Он нашел столик в открытом кафе и заказал чай и лимонный кекс с маком. Из-за маковых зернышек казалось, что кекс засижен насекомыми, и Джексон едва к нему притронулся. Джулия считала, что прогулка не прогулка, если не завершить ее чаем с пирожными. Он знал про Джулию все. Он мог бы участвовать в одной из этих викторин «Мистер и миссис» и ответить на все вопросы о том, что она любит и что нет. Сумела бы она ответить на вопросы о нем? Он этого искренне не знал.

В ожидании залпа Часовой пушки толпа возбужденно зашуршала. Если верить рассказам, эдинбуржцы были слишком скупы, чтобы раскошелиться на двенадцать залпов в полдень, поэтому ограничились одним в час дня. Интересно, это правда? Неужели шотландцы и впрямь такие скупердяи? Сам наполовину шотландец (хоть он этого и не чувствовал), Джексон считал, что не жалел денег, даже когда у него их не было. Теперь, когда деньги появились, он старался делиться своим богатством направо и налево — бриллиантовые серьги для Джулии, стадо коров для африканской деревушки. Сейчас благотворительностью можно заниматься через интернет — это не сложнее, чем копаться на виртуальных полках Tesco.com, добавляя в «корзину» коз и кур, словно пачки сахара или консервированную фасоль.

Джексон сознавал, что с того самого момента, как унаследовал эти деньги, он искал способ снять их бремя со своей совести, — в нем говорил пуританин, негромко твердивший: что не выстрадано, то тебе и не нужно. Что его восхищало в Джулии, так это ее полный и безоговорочный гедонизм. И нельзя сказать, что на долю Джулии не выпало страданий, горя она хлебнула не меньше, чем Джексон. У них обоих убили сестер, оба росли без матери, старший брат Джексона и старшая сестра Джулии — оба покончили с собой. Одно несчастье на другом. О таком обычно не говорят, признаваться посторонним в душевном разладе — сомнительная затея. Ему нравилось, что в семейном прошлом Джулии наворочено даже больше, чем в его собственном. Они были парой невообразимых сирот.

Джексон стоял бок о бок с Джулией в полицейском морге, взирая на хрупкие, точно птичьи, косточки ее давно пропавшей сестры Оливии. Подобные вещи надолго погружают душу в тень, и Джексон боялся, что сблизило их с Джулией не что иное, как схожее понимание потери. Он подозревал, что это не слишком здоровая основа для отношений, но, возможно, разделенное горе связывает прочнее, нежели, к примеру, взаимная любовь к лыжам, или тайской кухне, или другим вещам, на которых пары строят свою жизнь?

— Пара? — задумчиво повторила Джулия, когда он завел разговор на эту тему. — Значит, ты так о нас думаешь?

— А ты разве нет? — обеспокоенно спросил он, и она рассмеялась:

— Конечно, — и тряхнула головой, отчего собранные на макушке кудри запрыгали, как пружинки.

Он хорошо знал этот жест, почти всегда означавший, что Джулия кривит душой.

— Ты не считаешь нас парой?

— Я думаю о нас как о тебе и обо мне, — сказала Джулия. — Двое людей, а не половинки целого.