Поворот к лучшему - Кейт Аткинсон (2011)

Мартин сделал глубокий вдох. Сейчас он выйдет из ванной, а потом и из номера, очень тихо. На цыпочках спустится по лестнице, минует регистрационную стойку, выйдет из здания, сядет в первое же такси и попросит отвезти его в ближайший полицейский участок.

Он открыл дверь ванной. Пол Брэдли спал, негромко похрапывая, невинно раскинув руки, как ребенок. Мартин направился прямиком к выходу, но тут у него подкосились ноги. Он посмотрел вниз: ковер плыл перед глазами. Спазм в мозгу, головокружение. Мартин вдруг почувствовал невероятную усталость, он никогда в жизни так не уставал, даже не представлял, что можно устать до такой степени. Нужно прилечь и немного поспать, прямо здесь, на этом неприятном клетчатом ковре.

14

Глория убедилась, что все двери и окна заперты, включила сигнализацию и спустилась в подвал — проверить камеры наблюдения.

На садовом фронте все было спокойно, если не считать лисицы, бодро трусившей по лужайке. Глория почти каждый вечер выставляла для лис еду. Первое время она скармливала им остатки со стола, но теперь частенько покупала специальное угощение: свиные сосиски или мелко нарезанное мясо. Для ежика (может, их было даже несколько, только как узнать?) она выставляла кошачьи консервы и хлеб с молоком. Конечно, лисы к ежиной еде тоже прикладывались. Иногда на лужайке устраивали возню кролики (лисы ели и их тоже), а еще Глория видела бесчисленных соседских кошек и мелких пугливых грызунов, выходивших только по ночам. Эти мелкие пугливые грызуны особенно нравились лисам. У себя в подвале Глория могла смотреть передачи о живой природе в прямом эфире.

Ночные камеры передавали изображение в причудливых, серо-зеленых тонах, и сад преображался в мир теней, увиденный глазами призрака. Хаос листвы, в котором угадывались очертания больших кустов рододендрона у подъездной аллеи, зашевелился. Что-то блеснуло — бриллианты, обрамленные гагатом. Глаза. Что за животное может быть такого роста? Медведь, лошадь? И что бы им тут делать? Она моргнула, и ночное создание исчезло.

Технологии технологиями, но камеры не могли выйти в сад и понюхать листву, взвыть и залаять на незваного гостя. Если бы Грэм умер, Глория первым делом отправилась бы в собачий питомник в Сифилде и взяла грустноглазую ищейку или прыгучего терьерчика. Грэм не любил животных, и они никогда никого не заводили, потому что у него, мол, сильная аллергия на шерсть и перья. Глория не замечала у мужа проявлений аллергии — ни на шерсть, ни на что-либо еще. Однажды она взяла клок с соседской кошки — бедняжка страдала алопецией: стоило ее погладить, и в руках оставались пригоршни шерсти, — положила Грэму под подушку и полночи не спала, чтобы наблюдать за мужем, но наутро он проснулся и как ни в чем не бывало потребовал «парочку яиц-пашот». Глория подозревала, что ее дети выросли бы в людей поприятнее, будь у них в детстве собака.

Она подумала о Грэме, лежащем в Лимбе интенсивной терапии, на унылой нейтральной полосе между жизнью и смертью в ожидании, пока Великий Небесный Архитектор определится с планами. Глория хранила случившееся в секрете, готовясь к последствиям. Она не сообщила ни Юэну, ни Эмили, что их отец околачивается на пороге смерти — ждет, откроют ему или нет. Она вообще никому не сказала. Да, о таких вещах положено рассказывать, но она не хотела себя утруждать. Окружающие превратили бы все в драму, а Глории казалось, что в такой ситуации чем меньше шума, тем лучше. Кроме того, прежде чем он умрет и все узнают, нужно еще столько всего сделать. Поэтому она просто оставит его на больничной койке, спрячет у всех на виду, а сама спокойно будет готовиться к своему вдовству. Его внезапное низвержение до смертных застало Глорию врасплох. А Грэму нечасто удавалось ее удивить.