Поворот к лучшему - Кейт Аткинсон (2011)

В Мёрчистоне у них было три дома, все три рядом, так что, наверное, сработали рекомендации соседей — уж что-что, а убирались горничные из «Услуг» хорошо. В дом с араукарией (очень красивый, София фантазировала, что сама там живет) они ездили каждую неделю. Хозяин почти не показывался — стоило им войти в парадную дверь, он, словно кот, выскальзывал через заднюю. Экономка сказала, что он писатель, так что, мол, не вздумайте трогать никакие бумаги. Это был самый опрятный и чистый дом из всех, где они убирали, все всегда на месте, кровати заправлены, полотенца свернуты, вся еда в холодильнике разложена по аккуратным пластиковым контейнерам «Лейкленд». Можно было сесть на кухне, выпить кофе и почитать газету, и экономка никогда бы не догадалась. Но София так не поступала. Она не была лентяйкой. В этом доме она терла, подметала и пылесосила с особым усердием, потому что чистоплотный писатель этого заслуживал. А теперь еще и потому, что у писателя был гость, настоящая свинья, — он курил, пил и бросал одежду на пол, а когда заставал ее за уборкой, отпускал сальные намеки.

Он предложил денег одной из горничных, грустной румынке, и она пошла с ним наверх («перепихнуться»), а потом он дал ей только половину обещанного и свою фотографию с автографом. Все горничные сошлись во мнении, что он «мудак», — этому слову их научила София, спасибо шотландскому приятелю. Они сказали, что это очень полезное слово. Но та девушка глупо поступила, что пошла с ним. Потом она проплакала несколько дней, роняя слезы на полированные столешницы и вытирая глаза чистыми полотенцами. Она сказала, что была девственницей и что ей нужны деньги. Всем нужны деньги. Многие из девушек находились в стране нелегально, у некоторых отобрали паспорта, некоторые исчезали спустя какое-то время. Секс-трафик. Румынке светила та же дорога, это читалось в ее глазах. Ходили слухи, что с некоторыми девушками из «Услуг» случилось что-то нехорошее, но слухи всегда есть, а с девушками всегда случается что-то нехорошее. Такова жизнь.

Софии нравилось думать, что писатель не нанимал обычную уборщицу не потому, что слишком богат или глуп, а просто потому, что ему нравилась ненавязчивость горничных из «Услуг». В представлении Софии писатели избегали близких отношений с окружающими, чтобы никто не помешал им писать.

Сегодня у них было мало народу из-за разгулявшегося гриппа, и экономка сказала: «Начинай одна», и София постучала в дверь писательского дома. У нее был ключ, но по правилам полагалось сначала стучать. Она стукнула еще раз, погромче, — у писателя был красивый бронзовый дверной молоток в форме львиной головы, и Софии нравилось им пользоваться, она воображала себя полицейским. Ответа не последовало, и она открыла дверь ключом, прокричав нараспев с порога: «Услуги!» — на тот случай, если писатель как раз с кем-нибудь перепихивался. Хотя вряд ли, в его доме не бывало следов секса ни с женщинами, ни с мужчинами. Даже порножурналов. Несколько фотографий в рамках, она узнала собор Парижской Богоматери и голландские домики вдоль канала — туристские снимки, похожие на открытки, людей на них не было.

У него был дорогой набор русских кукол — матрешек. Сувенирные лавки в Праге просто ломятся от них. У писателя куклы стояли рядком на подоконнике, каждую неделю она стирала с них пыль, иногда вкладывала одну в другую, играла, как когда-то в детстве со своими собственными. Тогда она думала, что они друг друга поедают. У Софии были дешевые матрешки, грубо раскрашенные в простые цвета, а у писателя — красивые, искусно расписанные сценками из сказок Пушкина. Сейчас в России столько безработных художников, вот они и расписывают шкатулки, матрешки и пасхальные яйца для туристов. В матрешке писателя было целых пятнадцать куколок! В детстве София пришла бы от такой в восторг. Конечно, теперь игрушки ее уже не интересуют. Интересно, он гей? В Эдинбурге полно геев.