Канцелярская крыса - Константин Соловьев (2020)

Муан осторожно положил на стол два длинных узких свертка, больше похожих на упакованные в газетные листы сигары. От Герти не укрылось то, как серьезно относился новоявленный секретарь-референт к доставке своего груза: свертки были тщательно упакованы в несколько слоев вощеной бумаги и обернуты тканью. Но когда он снял многочисленные оболочки, Герти понял, что ошибки не было. По всей комнате распространился отчетливый и пронзительный рыбный дух, который невозможно с чем-то спутать, не очень свежий, но от того не менее соблазнительный.

Герти отчаянно хотелось рыбы.

Хотелось погрузить зубы в мягкое податливое мясо, тающее во рту, ощутить на губах морскую соль. Негласный запрет на рыбу, царивший в Новом Бангоре, причинял ему даже большие страдания, чем он мог предположить поначалу. Природа этого запрета оставалась все еще неясна. Но стоило ему лишь упомянуть рыбу в разговоре, как собеседник менялся в лице, после чего стремился сократить беседу до минимума, не озаботившись даже рамками приличий. Попытка же заказать рыбу в лавке или ресторане, как убедился Герти, почти непременно приводит к попытке вызова полисмена. Этого он понять решительно не мог. Отчего вдруг триста с лишним тысяч человек ополчились против того, что издавна составляло весомую часть любой кухни мира, и отнюдь не самую плохую ее часть?..

Попыткам угадать, отчего рыба вдруг впала в немилость на острове, он уделял то время, что оставалось после размышлений о Новом Бангоре, Канцелярии, Бангорской Гиене и Стиверсе, и времени этого было явно недостаточно, чтобы создать стройную и естественную теорию. Быть может, рыба испокон веков была табу для населявших остров полли. Табу, которое с пришествием бледнокожих не растаяло, подобно многим прочим, а завладело всеми и укрепилось. А может, употребление рыбы считалось здесь дурной приметой? Кажется, было что-то такое у древних мореплавателей… У Герти было достаточно хлопот, чтоб забивать себе рыбой голову. Но вот от искушение забить ею собственный желудок делалось все сильнее изо дня в день.

Не скованный более жесткими финансовыми рамками, он мог позволить себе питаться в любых заведениях города на свое усмотрение. После памятной двухнедельной аскезы в «Полевом клевере», о котором он сохранил самые дурные воспоминания, Герти поспешил наверстать упущенное, и даже тень мистера Шарпера была бессильна повлиять на его аппетит.

Он ел рассыпчатый рисовый пудинг в ресторации Баффера и холодную говядину с горчицей в модном «Тростниковом дворце». Уписывал исходящий паром ростбиф с вустерским соусом в какой-то забегаловке Шипси и с аппетитом хлебал куриный суп с расплавленными комками сыра, ужиная в «Дедушке-Маке». Смаковал изысканный галантин[79], гордость мсье Жуфре из французской траттории, и причудливый окономияки[80], приготовленный узкоглазым крикливым поваром-японцем.

Но рыбы не значилось ни в одном меню. Сперва это казалось ему несущественным (слишком свежа была память об обществе тушеной макрели) затем удивительным, а потом и досадным. Внезапно выяснилось, что именно рыба оттеняла насыщенный вкус европейской кухни, придавала ей легкую и пикантную нотку, казалось бы неслышимую в общем оркестре.

Некоторое время Герти намеренно не обращал на это внимания. В симфонии из лимонных поссетов[81], сэндвичей с беконом, йоркширских пудингов, чеширских паштетов, свежих багетов, чизкейков, свинины по-валлийски, картофельных пирогов и тостов с черничным джемом присутствие рыбной ноты не казалось обязательным. Новый Бангор отлично обходился без рыбы. Рыба была объявлена на острове персоной нон-грата и без сожаления изгнана с территории всех ресторанов, пабов и закусочных.