Канцелярская крыса - Константин Соловьев (2020)

Герти заскрежетал зубами. Он не сможет протянуть на острове еще месяц. Могильщики Канцелярии гораздо раньше щелкнут его, как орех. Орех, который только снаружи кажется таким прочным. Щелк — и все. Мистер Шарпер не простит обмана. И на лондонскую тюрьму можно не рассчитывать. Он погибнет где-то в застенках Канцелярии.

«Значит, действуй, рыбоед! — вновь раздался неприятный голос, который по всем признакам был его собственным, Гилберта Уинтерблоссома, внутренним голосом, только куда более решительным, — Думать ты уже пытался, и сам видишь, что вышло. Действуй. Как действовал бы на твоем месте полковник Уизерс, гроза Тихого океана, авантюрист и психопат! Только это может тебя спасти. Решительное действие. Опрометчивость и целеустремленность. Риск и отвага. Благородное безумие белого охотника. То, что вело обреченную экспедицию Кортеса и вылазку Писарро. То, что приказывает двигаться вперед даже тогда, когда кажется, что очутился на пороге девятого круга ада».

Герти набрал побольше воздуха в грудь, пытаясь сконцентрироваться на этом голосе.

Действовать, как полковник Уизерс. Представлять, что любая преграда не более, чем вызов. А опасность — развлечение. Быть дерзким. Наглым. Решительным. Судьба любит самоуверенных дураков, именно для них она прячет в своих сундуках настоящие богатства. Дураки всегда выживают. Бросаются в авантюры, в которые не полез бы ни один здравомыслящий человек. С десятком аркебузиров подчиняют себе страны, не задумываясь о том, что шансов не было. С сотней наемников делаются властителями континентов. Не понимая, что нет даже вероятности вернуться живым.

Ради собственной жизни, он должен быть таким же, хотя бы ненадолго. Впервые в жизни устремится в авантюры, ходы которой не только не прописаны, но и неизвестны. Идти следами неукротимого полковника.

Герти открыл глаза. Он знал, что нужно делать.

— Спрячь свою трубу, — сказал он Муану решительно, — Сейчас не до нее. Будем действовать.

— Это мабу.

— Неважно. Идем к двери.

— Уходим?

— К двери, да не к той. А к той, что за стойкой. Двигаемся вперед. План прежний. Я сую Щуке револьвер. Тихонько. Он открывает нам дверь. Вместе идем за Стиверсом. И плевать, в каком он виде. Потом ты связываешь Щуку. На это табу нет?

— Нет, — улыбнулся Муан, — есть табу на вязание, но, насколько я понимаю, связывание это…

— Отлично. Связываем этого мерзавца и оставляем за дверью. Стиверс у тебя на плече. Выходим отсюда. Делаем вид, что тащим нашего приятеля домой. Это понятно? Или у тебя есть табу на то, чтоб тащить приятеля?

— Нет, мистра. Есть табу на то, чтоб тащить пони или сыр…

Герти сжал в кармане рукоять револьвера. Она казалась холодной и скользкой, как вынутая с ледника сельдь.

— Тогда пошли.

???

Щука не успел удивиться. Прикрывшись подносом с балыком, Герти направил оружие ему в живот. Адреналин щипал нервы, как пальцы юной арфистки щиплют тонкие струны. В этот миг бездумной смелости посторонние мысли выпорхнули из головы, оставив одну и самую важную.

— Стоять. Не пикни. Один звук, и я нафарширую тебя свинцом быстрее, чем иудеи фаршируют форель перцем.

Щука замер, сжимая в руках тряпку, которой убирал рыбный рассол. Герти не сомневался в том, что эту мутную жижу после них подадут другим посетителям.

— Да ты, видать, живоглот, а?

— Только дернись. Попробуй.

Щука не хотел дергаться. В отличие от рыбы, которая долго бьется, вынутая из воды, он мгновенно обмяк. Даже блеск металлических зубов сделался как будто более тусклым. Герти держал его на мушке, касаясь гладкого плавничка спускового крючка указательным пальцем. Щука отложил мокрую, пропитанную коричневой жижей, тряпку.

— Одно слово… — прошептал он беззвучно углом рта, — и вас порвут на мякиш.

— Только я успею раньше. Пуля-то побыстрее слова будет.

— Это очень глупо. Глупее, чем схватить голый крючок без наживки. Это место Бойла.