Вне подозрений - Сабин Дюран (2017)

– Нет. Люди что-то упускают. Или преувеличивают – приукрасить событие здесь, слегка приврать или перегнуть палку там… Такова человеческая природа. Замешательство, неловкость, желание поговорить. Правом хранить молчание пользуются единицы. Большинство дел выигрывается или проигрывается не в суде, а в комнате для допросов. А вы ведь были в состоянии шока. Вам сразу следовало вызвать… Кто, вы говорите, ваши юристы?

– «Сломит и Спунер».

– Надо было позвонить вашим Сломитам и вызвать их сюда.

Этими «Сломитами» она давала мне понять, что знает себе цену. Что с ней могут иметь дело не только малоимущие и отверженные. Она, Каролина Флетчер, сломит любого Сломита.

– Мне скрывать нечего.

– Неважно, – припечатывает она.

Ушат ледяной воды. «Неважно»… Убила я или нет – значения, в общем-то, не имеет. Я была в смятении. Меня втянуло в параллельную реальность… Реальность, живущую по собственным правилам, безумно далекую от моего нормального мира. Вот так плывешь себе по течению… веришь, что являешься хозяином своей жизни, что она уникальна и неповторима… что полиция, закон – это лишь часть общества, дополнительное удобство, которое всегда под рукой, когда ты в нем нуждаешься. Наряду с больницами, пешеходными переходами и продающими замороженные полуфабрикаты магазинами… Но это иллюзия. Они ждут… Все время выжидают благоприятного момента… такой ситуации, в которую попала я… А когда дождутся – загоняют тебя в угол и хватают… И тычут носом в очевидное для них: что? думала, ты сама хозяйка своей жизни? Как бы не так! В ней распоряжается «удобство», то самое. А твоя жизнь – ничто… пустое место…

И всему этому ужасу положила начало одна-единственная находка. А если бы я не пошла тогда на пробежку? Если бы не обнаружила мертвое тело? Разве оказалась бы я здесь?…

Опять этот странный звук… Глухой стон, болезненное мычание. Кто это? Неужели?… Да, я…

На завтрак дали треугольный герметично упакованный бутерброд с яйцом и ветчиной и пакет креветочных чипсов. Как ни странно, я все съела. Еще мне полагался чай в бумажном стаканчике – сбоку болтается ниточка с кружочком фольги на конце; такие развозят на тележках с горячими напитками в поездах. Чай терпкий, горьковатый – но во рту у меня лучше не становится.

Пиршество доставил в камеру – протиснулся внутрь задом наперед, придерживая дверь локтями, – вчерашний молоденький полицейский. Белая кожа, пышущее здоровьем лицо – кровь с молоком! – не похоже, что эти щеки знакомы с бритвой.

– Как мило! Завтрак в постель, – восклицаю я. – Так вы меня, пожалуй, разбалуете.

Он вспыхивает:

– Извините, чем богаты…

Мои старания держать марку, когда на самом деле хочется забиться под одеяло и свернуться калачиком, воскрешают память об утре в роддоме, первом утре после рождения Милли. Я улыбалась поздравлявшим, благодарила их за кексы, плюшевых мишек и цветы – а сама чувствовала только бесконечную боль в швах и переживала, удастся ли мне еще хоть раз в жизни сходить в туалет по-маленькому…

Делюсь своими воспоминаниями с душкой-констеблем. Он смущается – слишком много гинекологических подробностей.

По-моему, дверь он не запер. Так что я вполне могла бы сбежать. Если бы, конечно, была на это способна…

Каролина Флетчер опаздывает. Наконец меня к ней отводят. Очередная комната для допросов, на этот раз незнакомая и давно не крашенная.