Вне подозрений - Сабин Дюран (2017)

Она играет в саду, скатывается на землю из домика на дереве по ходулям-распоркам, смотрит телевизор. Читает мне. Потом я читаю ей. Из виниловых шнуров и металлических бусин мы мастерим причудливых созданий. Перемываем косточки Иззи Мэттьюз и сравниваем, у кого из девочек волосы длиннее. Даже рассуждая на эту животрепещущую тему – у Иззи волосы, может, самую чуточку длиннее, зато у Милли, конечно же, гуще, – я не перестаю тревожиться о молчании Филиппа. И – это уже тревога другого рода – молчании Элисон Бретт.

Днем, после обеда, дважды с перерывами гремит наш почтовый ящик, и в дом долетают громкие выкрики:

– Габи! Дайте интервью, Габи!

И оба раза внимание Милли чем-то поглощено: то нанизыванием бусин, то певицей Майли Сайрус. Не знаю, слышит ли дочь эти возгласы; если и слышит, то виду не подает.

Она предлагает сходить поплавать, я отвечаю – нет.

– А на площадку?

Отрицательно мотаю головой. И Милли, не зная, как справиться с первыми звоночками скуки, становится капризной. Меня охватывает паника, наваливается острая безнадежность… Как будто ушли все душевные силы. Примерно в это время я обычно возвращаюсь домой – впархиваю, словно бабочка, занесенная дуновением ветра из внешнего мира. Если бы у меня сегодня был привычный рабочий день, этот ранний вечер имел бы совсем другой привкус – насыщенный, крепкий, стремительный… А не вялый и тягучий, как сейчас. Разное время дарит разные ароматы…

Интересно, а Инди в самом деле справляется «не очень»? Может, она допускает какие-нибудь ляпы – не вовремя вступает, не к месту хихикает?… Надеюсь, что да. Эх, какая же я нехорошая! Неудивительно, что у меня не выходит роль мамы – я и в обычной-то, человеческой, роли не блещу…

Звонит соседка и начинает жаловаться на репортеров, «ужасную сомнительную шайку». Спрашивает, что я собираюсь по этому поводу предпринимать. Они курят прямо у нее перед домом! Это вторжение в ее личное пространство! Я с ней не знакома. Наверное, раздобыла мой номер из школьного списка или из реестра участников турнира по сквошу в клубе «Харбор», где есть данные Филиппа. Вторжение в мое личное пространство… Капризным, хныкающим голосом – эта дамочка явно не привыкла, чтобы ей отказывали, – она заявляет:

– С нами, между прочим, тоже надо считаться! Я вот жду гостей – сегодня вечером у меня собрание книжного клуба.

– Я понимаю. Только не представляю, что мне сделать.

– Может, полицию вызвать?

– Что ее вызывать? Она и так здесь, – слабо усмехаюсь я.

Снова звоню в отдел по связям с общественностью. И на этот раз – наконец-то! – добиваюсь разговора с Элисон Бретт. Но, прежде чем она берет трубку, мне приходится изрядно подождать. Да и голос у нее не такой деловой и бодрый, как обычно.

– Элисон Бретт. Слушаю, – произносит она, хотя я представилась ее секретарю, и Элисон знает, с кем говорит.

– По-видимому, нам нужно что-то предпринять? – спрашиваю я. – Чтобы спасти ситуацию. Может, мне стоит пообщаться с каким-нибудь журналистом? С одним?

– Да. Хорошая мысль. И, думаю, лучше всего вам будет сделать это напрямую, не через нас.

– Как? Разве вы не порекомендуете мне конкретного журналиста? Или конкретную газету? Журнал?…

– Вот господи! Та еще задачка… Знаете что – оставьте-ка мне свой номер, я вам позже перезвоню.

М-да, похоже, от меня просто отделались… Муторно…

Пять часов вечера (а в Сингапуре час ночи). Низкое солнце неяркими лучами пробивается сквозь ветви дальних платанов, цепляясь за сережки растущей рядом с домом березки; мы с Милли приканчиваем пачку шоколадного печенья; а у калитки материализуется Каролина Флетчер. Прижимаясь изнутри к забору, чтобы меня не было видно с улицы, впускаю ее во двор.

– Животные! – Она оборачивается и возмущенно фыркает. – Проваливайте отсюда!

Лязгает калитка.

– Вот ведь сволочи!