Вне подозрений - Сабин Дюран (2017)

– Я тебе вчера эсэмэску посылала. Наш физик Кен сказал, что тебя не было в шоу, в «Добром утре». Я подумала, ты приболела. А когда ты не ответила, решила, что вы с Филиппом куда-нибудь уехали или… Я вела уроки. Габи, я понятия ни о чем не имела, пока только что не увидела газеты в учительской!

– Мобильный потерялся… – Я подвываю. – Я тебе звонила домой…

– Ох, Габи, прости… Мы детей в театр водили. Если бы я знала…

– Неважно…

– Как это – неважно?! Мне даже подумать страшно, что с тобой случилось! Как ты?

– Нормально. – Фальшивый писк.

– А что делаешь?

– Уборкой занимаюсь.

– Уборкой? Серьезно?

Я с трудом сглатываю:

– Посудомойку разгружаю.

– Вот и хорошо. Домашние дела, между прочим, здорово отвлекают. Вот у нас на днях кот стащил моток пряжи и опутал им ножку стула… – Она живо описывает, как весело они вызволяли пряжу, как заняло это мероприятие целых два часа, и были эти два часа «самыми счастливыми» в ее трудовой деятельности.

Клара дает мне передышку. Как же хорошо она меня чувствует! В юности я иногда без приглашения являлась к ней домой, и она всегда безошибочно угадывала, что мне сейчас нужно – дружеский разговор или блаженная тишина.

Прикрываю трубку ладонью и высмаркиваюсь в обнаруженный под подушкой носовой платок.

– Кен говорит, эта девочка, что тебя замещает, ну та, что рассказывает у вас про социальные сети, тебе и в подметки не годится.

Я откашливаюсь:

– Правда?

– Никакого сравнения!

– Он что, мой поклонник? – Добавляю в голос чуточку тщеславия, чтобы уверить Клару в том, что я уже в норме.

– Разве только он? – мягко заверяет подруга. – Сама знаешь, у тебя их полно… Так что стряслось, Габи? Что это вообще такое?

– Долгая история…

– У меня есть пятнадцать минут, – серьезно сообщает она.

И я рассказываю все – или почти все. Про арест и допрос, про крошечные размеры камеры. О кредитке и итальянской почве не упоминаю. И не углубляюсь в подробности расспросов Периваля. Стоит мне только о нем подумать, как внутри все сжимается. Он всячески дает мне понять, что я как личность, как человек для него – пустое место; что он может вылепить из меня все, что угодно; и что именно к этому он стремится.

– А туалет в камере есть? – после того, как я замолкаю, интересуется Клара.

– В одной из них – был.

– И ты пользовалась?…

– Сходила один раз по-маленькому. Терпеть уже не могла. Больше ничего.

– А туалетная бумага?

– Нет. Пришлось просто стряхивать…

– Это же бесчеловечно! Шокирующее отсутствие туалетной бумаги в камерах полицейского участка в Баттерси! Напиши разоблачительную статью!

– Боюсь, не за горами совсем другая разоблачительная статья…

– Что, желтая пресса так и крутится возле твоего дома? На одном из снимков видны оливы. Кстати, выглядят чудесно.

– Да.

Она говорит, что теперь, когда полиция «осознала ошибочность своих действий», мне стоит пообщаться с кем-нибудь из писак, дать кому-нибудь одному эксклюзивное интервью. Тогда остальные отстанут. В шоу «Большой брат» так всегда бывает – когда одному журналисту удается «подцепить» изгнанного из дома участника, другим стервятникам ловить больше нечего.

– «Мояисториямоямýка»! – в одно слово провозглашает Клара. – Давай, действуй. Попробуй! И не забудь сказать про то, что в камере не было туалетной бумаги. Лоббируй! Добейся рассмотрения вопроса в парламенте!

– Я могу прославиться как человек, вернувший арестантам «Клинекс»…

– Или «Зеву»! – подхватывает она. – Или бумажные носовые платочки с алоэ. Или платочки тканевые… Или – чем черт не шутит! – может, даже влажные салфетки!

Мы смеемся. Опухшие глаза превратились в щелочки, в груди колет.

– Когда тебе на работу? – наконец спрашивает Клара.