Папа для двойняшек - Галлея Сандер-Лин (2020)

— Все эти годы… — начал Гаджиев. — Наверное, смеяться будешь, но я… я перестал быть мужиком. Не получалось ничего, совсем… — развёл он руками. — Чувствовал себя ущербным и жалким. Но злость была такая, что по головам пёр, чтобы подняться как можно выше, чтобы компенсировать эту ущербность, чтобы никому даже в голову не пришло, что со мной что-то не так! Если бы кто-то узнал, меня бы попросту растоптали. Семьёй прикрылся как щитом, тайком взял ребёнка из детского дома. Всё сделал, чтобы сойти за нормального…

Виолетта прижала руку ко рту, стараясь прикрыть дрожащие губы.

— Смейся, если хочешь, смейся, — кажется, Тимур неверно истолковал её жест и подумал, что Виола пытается скрыть усмешку. — Вот он я, перед тобой, — Гаджиев поднялся с лавочки и расставил руки, — вечный насмешник, который жизни тебе не давал. Душу перед тобой сейчас на блюдечке кладу, потому что не могу больше, кончился, нет сил держать это в себе… А дети… Я их совсем не знаю, не видел, как росли… И они меня не знают. Я всё пропустил, всё-о-о… А они мои, МОИ! Единственные родные, веришь? Может, и не будет больше других…

Он рухнул на лавку, прикрыв рукой глаза. Виола впервые видела, как Тимур плачет… и сама плакала вместе с ним. Президент так и сидел в расстёгнутом пальто. Глядя на него, Виола ощутила мелкую дрожь. Она поспешила застегнуть свою куртку, а потом сняла шарф и повязала на голую шею почти безучастному однокласснику. Нет, ну ведь действительно холодно, а он совсем расхрыстанный.

— Застегнись.

Он не отреагировал, вместо этого спросил:

— Почему не заявила, если увидела, что это был я? Ты же тогда думала, что я нарочно…

— Как я могла?!

Виола как раз накануне смотрела популярную передачу по ТВ, где речь шла об изнасиловании девочки-подростка группой ребят, в числе которых были её «друзья» и даже одноклассник. При этом мамы насильников поливали саму жертву грязью, обзывали последними словами и говорили, что она сама виновата, а парни, кроме одного, не признавали вину. Да ещё и слава в родном районе о девочке пошла ужасная, из дома не выйти, не говоря уже об угрозах со стороны родственников «бедных мальчиков, которым она своим лживым обвинением загубила жизнь». Виолетта, глядя на всё это, лишний раз убедилась, что нельзя выносить на всеобщее обозрение свою беду, тебе только в душу плюнут, и уверилась, что тогда, семь лет назад, поступила правильно, не подняв шумихи.

Но теперь… Теперь она понимала, что, возможно, подай она заявление, этих ублюдков, которых Виола больше не желала называть одноклассниками, могли бы посадить. Хотя, вполне возможно, разбираться бы особо не стали (такое сейчас правосудие, к сожалению) и всё повесили на Тимура, а потом упрятали бы его далеко и надолго. А он вообще, можно сказать, жертва ситуации! Наверное, в той же степени, что и она сама.

— Тимур, знаешь… — заговорила Виола, чтобы избежать недопонимания и сгладить все подводные камни. — Я никогда над тобой не смеялась и умышленно ни в коем случае не обижу, потому что слишком хорошо понимаю. Со мной… все эти годы было то же самое. Я… после той ужасной ночи боялась мужских прикосновений… да и вообще мужского присутствия, на таблетках сидела… Никого к себе подпустить не могла, даже Яра… Мы с ним… Он мне очень помог, вытащил из пропасти, дал силы двигаться дальше, но…

— Так у вас… — президент запнулся, словно боялся поверить. — У вас что, всё это время ничего не было?

Виолетта качнула головой, слишком неловко было о таком говорить.

— Я… — всё же решилась продолжить она. — Я думала, что больше никогда и никого не захочу и не смогу подпустить к себе, а сейчас, после твоего приезда… Сама не понимаю, почему так, но после наших с тобой стычек мне стало легче. Я будто победила свой внутренний страх, который сидел все эти годы глубоко-глубоко и не давал дышать. Всё потому, что причиной этого страха был ты. И чем больше я на тебя злилась, тем сильнее становилась. М-да, странно всё это…