Играй в меня - Ирина Шайлина (2020)

Моё дыхание выровнялось. И правда — замечательное воспоминание. В комнате двое мужчин, что готовы скорее порвать меня на части, чем уступить друг другу. Но я то помню их другими. Вот наше место у реки. Сосны с золотистыми стволами. Солнце такое яркое, что если закрыть глаза, подсвечивает веки красным. Вода — холодная. Такая, что зуб на зуб не попадает. Входишь в неё — дыхание перехватывает. Мальчишки сразу плюхаются, с разбега, поднимая кучу ледяных брызг. Я стою на мелководье и не решаюсь. Вхожу по шагу, позволяя ледяной воде захватывать меня постепенно. Знаю, что потом Сенька с Димкой потеряют терпение, забрызгают, или вовсе поймают и в воду затащат, и делаю следующий шаг.

Сначала вода обжигает. А потом позволяет к себе привыкнуть, отпускать не хочет, притворяется ласковой… Мы сидим на берегу. Ноги поджаты к груди, дружно стучим зубами, это смешит, я то и дело срываюсь на смех. Солнце греет, но никак не может прогреть меня насквозь. Мы закутаны в полотенца. Моё — полосатое потертое. У мальчишек вовсе розовые. Те, что матери выделили зная, что вернём в песке и пятнах травы.

Сидим плечом к плечу. Я чувствую их прохладную кожу своей кожей. Солнце светит. Вся жизнь впереди, чудесная жизнь, полная приключений, смеха, радости и дружбы. И мне так хорошо, как наверное не бывает, как никогда больше не будет.

Глава 22

Дима

Ярость клокотала во мне грозя вырваться наружу, снося все вокруг. Смешно, но мне не нравилось, как Сенька все выворачивал — Димка плохой. Бросил всех, вот подлец. И Катьку, и Сеньку, и город этот. И в результате этого всем переломал жизни. Но я то знал, что все не так. Я помнил вкус крови во рту, когда посмел вернулся. Как хрустнуло сломанное ребро. И чувство беспомощности тоже прекрасно помнил. Когда понимаешь, что не зависит от тебя ничего. Я тогда вернулся мечтая все изменить. Наказать всех виноватых, заставить одуматься Катю. Её встряхнуть хотелось. Закричать в лицо ей — что ты делаешь? Что вообще творишь? У нас же… у нас по другому все. По настоящему. Любовь у нас. Не такая, как у остальных смертных. Особенная…

Но она даже видеть меня не захотела. Поймал её в подворотне, словно вор. За руку схватил. Умолял взглядом — ну, посмотри же ты на меня! Скажи, что нибудь! А она молчала. Мялась. Глазами меня обшаривала, словно пытаясь увидеть, изменился ли я за те недели, что мы не виделись. И руку свою пыталась отнять, а я чувствовал себя утопающим, у которого отнимают спасательный круг. Заплакать хотелось, забыв, что мне третий десяток пошёл. Сейчас то понимаю — ребёнком был. Но тогда-то казалось, что взрослый, взрослее некуда…

— Пусти, — попросила Катя на грани слышимости. А потом почти закричала: — Зачем ты приехал?

Руку свою у меня вырвала и убежала. Я дёрнулся было за ней, чтобы догнать, переубедить. Объяснить про любовь и дальше по списку… Но гордость. Дурацкая гордость, которую я так и не сумел в себе искоренить. А на следующий день меня отловили. Били. Боль бы я претерпел, бесило собственное бессилие. Но в супер силы я не верил, Брюсом Ли не являлся поэтому били меня толпой, долго и методично, следя правда за тем, чтобы не помер. Я тогда и им, и себе обещал вернуться. Вернулся, на свою голову…. Добрый десяток лет прошёл, даже больше, а мы все топчемся там же, где и стояли, ни в силах от Катьку поделить, ни город этот.

— Ехал бы ты отсюда, — с тоской протянул Сенька.

А сам на Катю смотрит. А мне вот по детски, глупо, упрямо не хотелось, чтобы смотрел он на неё. Моя! А осознание того, что дерьмо их связало пожалуй крепче, чем нас любовь выводило из себя. Я встал так, чтобы загородить Катю собой. Мне так спокойнее, когда она сзади стоит. Да, я знаю, что Сеня её не обидит. Сознательно, по крайней мере. Но я так же вижу, в какое болото можно утянуть человека одной лишь любовью.

— Я не уеду. Да ты же знаешь…