Играй в меня - Ирина Шайлина (2020)

Сенька ко мне вплотную подошёл. Я подумал было — снова драться будем? Кто кого? Победитель Катю за ручку уведет? Ха-ха.

— Мне уже не двадцать, Дим. Я гораздо сильнее, чем раньше был. Серьёзнее. Знаешь, сколько человек за мной стоит? Я тогда тебя из города выжал, и сейчас выжму…

И куда наша дружба девалась? Казалось ведь раньше, что крепкая, что на всю жизнь. Что ближе Сеньки нет никого. А сейчас стоит напротив и наверное, убить меня хочет. Я задумался — желаю ли смерти ему? С удивлением понял, что нет. Катю отсюда увести хочу. Увести и трясти, что есть сил, пока не разговорится. А потом трахать. Не любовью заниматься, а именно трахаться, выплескивая все, что за годы накопилось. А Сенька… пусть живёт. Только где-нибудь… на другой планете.

И усталость навалилась. Безразличие. Не настоящее, просто усталостью навеянное. Что, трудно мне притвориться, что все равно? Уйти. Оставляя нерешенные проблемы, Катьку оставляя. Ушёл же один раз. Только будет ли шанс снова вернуться? Я и этот то шанс у своей гордости зубами выгрызал.

— Кать, — повернулся я. — Пошли со мной. Сейчас. Ничего не будет… совсем ничего. Ты просто со мной уйдёшь.

Она посмотрела на меня. Взгляд туманный, плавающий, не знал бы, что трезва, как стеклышко, подумал бы, что под наркотой. Улыбнулась. И улыбка была тоже туманная. Мона Лиза, блядь. Улыбку эту с лица стереть хотелось, следа не оставив. Она была слишком… безличной. Словно не с нами она сейчас, на нас наплевать, так, муравьишки, что у её ног копошатся.

Многие годы я был уверен, что не люблю её больше. Любовь — пережиток юности. Рудимент, отвалившийся сам, за ненадобностью. А сейчас мне казалось, что я ненавижу её. В ненависть, в отличии от любви я верил. Она крепкая такая, настоящая. Порой осязаемая, словно материализовалась в воздухе — вот она, ненависть, пощупай. Глухая, яростная, реальная.

— Я пожалуй тут побуду, — прошептала она.

Улыбнулась снова, губы бескровные совсем. Тогда меня это не взволновало даже, весь варился в своих эмоциях, словно живой, красный, умирающий рак в кастрюльке на огне, что лапами шевелит, но вот-вот издохнет, сварившись заживо. Ещё одно воспоминание из детства, совсем неуместное. Ловим раков, шаря руками в прибрежном иле, Катька боится, но все равно лезет, и верещит то и дело, стоит только чему-то её коснуться. Мы потом раков ловили и гонялись за ней сними в руках. Сидели у Катьки на даче, крохотная кухня, до ужаса уютная. Раки эти в кастрюльке шевелятся, умирая в кипятке. Катя смотрела на нас и головой качала — ну, как же можно так? Они же живые… жалко…

А потом с нами их ела. И вот меня сожрёт, пусть и не в прямом смысле. А может давно уже съела, всю душу высосала, а я шарахаюсь бездушный и не помру никак. А как помирать, если обидно? Столько дел надо сделать. Квартиру вон Юльке отписать не успел…

— Пойдём, — снова попросил я, даже не надеясь ни на что.

Сенька смотрел на Катю не отрывая взгляда, словно мысли её прочитать стремясь. А она головой покачала, едва-едва, словно от лишнего движения могла рассыпается.

— Идите… оба идите. А я тут побуду. На троллейбусы посмотрю.

Словно в подтверждение её словам с улицы троллейбус прогудел. Протяжно так, грустно. Сам на работу едет, а гудит, как будто в последнее плаванье уходит. Прощаясь. Катька снова улыбнулась, я отвернулся, смотреть на неё не могу, физически больно. Могла бы половину проблем решить одним словом, а не хочет, нравится ей может, как мы с Сеней друг друга жрём?