Где-то есть ты - Елена Сокол (2018)

– Вот же гады! – Отвернулась и покачала головой – И как?

- Что как?

- Что там с формой? Какая должна быть?

– Как у порнозвезд. – Митя поднял руки, словно чаши весов, и будто взвесил в них воображаемую грудь. – Дыньки. Или грейпфрутики. Можно арбузики.

- О-о-о, - сморщилась я, чуть не поперхнувшись фисташкой.

- Вот дурочка, - он поставил мне щелбан, - мы, что, с тобой и сиськи будем обсуждать? Это же дело вкуса. Мне, например, не нравятся огромные и отвисающие от тяжести, я люблю аккуратные, такие, чтоб в ладошку помещались. А еще лучше – просто красивая грудь. С симпатичными сосками. И эта штука, которая вокруг соска, не знаю, как называется…

- Ареола.

- Чтобы не большая была, как у козы, а аккуратная, сантиметра в три.

– Ах ты макаронник! Жаль, тебя девушки не слышат, которые бредят

увеличением сисек. А… женские интимные стрижки когда-нибудь обсуждали?

– Нет, – скривился Митя, – а что там обсуждать? Какие стрижки? Там вообще ничего не должно быть…

– М-м-м... Ясно. – Мне уже самой становилось неловко от своих же вопросов.

- Ребят, - обернулся Влад, - у вас, что, вообще, запретных тем нет?

– Не-а, - хохотнула я, закидывая в рот орешек. Толкнула Митю в бок. – Все мужчины так считают?

– Не знаю. Конечно, не все. У всех вкусы разные. Но если любишь человека, то неважно, где у него и что у него.

– Логично, – вытянула вверх ноги, разглядывая забавные синие бахилы.

– А вы там всем женсоветом и стрижки интимные обсуждаете?

– Бывает. Что такого? Я даже с тобой ничего не стесняюсь обсуждать. Это же на словах. А вот в раздевалке женской не могу раздеться.

Стесняюсь. Мы, женщины, – странные существа. Сразу начинаем втихаря

разглядывать друг друга, ищем недостатки, завидуем достоинствам. И мне

не хочется, чтобы меня так разглядывали.

– Правильно. Только мужчины должны разглядывать женщин. Я с

детства мечтал попасть в женскую баню, чтобы подглядывать.

– Фу-у! Ха-ха! Дим, сразу видно, что ты не знаешь, что такое общественная баня! В детстве мама меня туда таскала каждые выходные, так

было принято почти у всех. Сажала маленькую Еву в тазик с водой, давала

игрушки, а та наблюдала за тетями, которые рядом с ней натирали свои тела

мочалками.

– Ух ты! – Оживился Митя.

– Да погоди ты! Чего я только там не видела, там же не одни богини

красоты мылись. По большей части кругом мелькали старые, дряхлые, отвисшие титьки, висящие до пупка, как кульки для мелочи. А еще рыхлые целлюлитные ляжки, сморщенные, как сушеное

яблоко, попки. Мохнатые лобки всех мастей: черные, белые, рыжие, молодые, старые.

– Бе-е! – Митя отбросил от себя фисташки. - Все, перестань!

С соседней койки послышалось тихое матюганье Влада.

– Меня саму тошнит, когда вспоминаю, но если ты полюбишь человека, то будь готов к тому, что он когда-нибудь постареет и будет выглядеть, как урюк. Это - правда жизни.

– Значит, и ты постареешь. И станешь страшненькая, как ощипанная

индюшка. Старенькая, сгорбленная, с висячими титечками.

– Так и ты, Митя, тоже! У тебя будет маленький, сухой, сморщенный

синий стручочек между кривых старых ножек. И лицо, как куриная жопка.

– Вы, ребята, по ходу совсем друг друга не стесняетесь, – застонал Влад, – я уже красный, как рак, от ваших пошлых разговоров.

– Да, – проскрипел Митя противным голосом, – мы такие, мы – гадкие извращенцы!

И все втроем дружно засмеялись. Митька сел, кинул в меня фисташку, та попала мне по носу. В ответ я принялась его щекотать.

Насмеявшись до слез, протянула ему один из наушников, второй

воткнула себе в ухо.

– М-м-м... – Митя лег, закатил глаза от удовольствия и начал рисовать в воздухе замысловатые фигуры указательными пальцами, – это что за трек?

– Diana Ross – «I’m coming out».

– Неплохо. Весьма неплохо.