Где-то есть ты - Елена Сокол (2018)

– Вот-вот. И при этом она считала себя верующей и посещала церковь. Я, в принципе, у нее многого не просила. Понимала, что без отца наши доходы существенно снизились. Пока училась в школе, она меня одевала, но покупала вещи, если только сама видела, что хожу в старье - моя совесть не позволяла требовать обновок. А потом мама серьезно заболела. Она нуждалась в постоянном уходе. Из-за этого у меня не срослось с учебой в универе, но зато я нашла тогда неплохую подработку. Стоило только маме поправиться, она начала ежедневно капать мне на мозги: «Лентяйка, иди, ищи нормальную работу, а то сидишь на шее!»

– Беспокоилась,– предположила Мила, – думала, что,

если тебя слегка пинать, быстрее будешь шевелиться с поисками.

– Я также думала, но вскоре это стало невыносимо. Мама начала

меня попрекать куском хлеба – типа, не заработала, а жрешь тут, – на глазах

у Леры выступили слезы, – тогда я извинилась и сказала, что, если ей будет

от этого легче, то дома больше есть не буду.

– Кошмар... – Меня вдруг посетила мысль, что мне молиться надо на мою маму, – это очень жестоко, Лерочка, как ты это пережила?

– Это невыносимо жестоко, девочки. Я целый месяц не ела дома.

Покушаю у подружки, немного поем у Кости. Мы тогда с ним уже встречались, но мне было стыдно рассказать ему обо всем, чтобы не настроить против своей родни. Похудела я килограммов на пять, даже кости торчали. Через месяц она мне сказала: «Хватит выделываться, ешь уже». Никаких извинений или жалости. Позже нашлась приличная работа, но ей было неважно из-за чего ругаться: не работаешь – плохо, работаешь – тоже плохо, потому что дома не бываешь. Я все терпела и молча глотала обиды. Она же мама все-таки, а мама, как должно быть по сути вещей, всегда права.

– На твоем месте я бы ушла из дому и больше никогда в жизни ей не

позвонила. Это чудовищно. – Даша, как всегда, была категорична.

– Больнее было наблюдать, что у Кости в семье все по-другому. Его

совсем не богатые родители всегда спешили меня накормить и помочь. Я же

никогда в своей жизни не могла обратиться к своей матери за сочувствием

или поддержкой. Расскажи ей, что у тебя беда, и вместо слов поддержки

услышишь одни упреки, да еще и все вокруг узнают об этом.

– Бедная Лера... Я вот всегда могла подойти к маме и поделиться наболевшим. Мы часто после таких разговоров долго сидели, обнявшись, она

давала мне много дельных советов и никогда не осуждала... Не знаю, как может быть по-другому. – Милке больно было вспоминать о тех, кого она потеряла.

– А меня всегда из-за этого считали скрытной. Хотя напрасно. – Лера

изливала нам душу, вытирая слезы. – Рассказывать сокровенное, чтобы оно

стало достоянием общественности? Зачем мне это надо? Мать и так рассказывала всем родственникам свои домыслы: то ей казалось, что я наркоманка, то – что мы с Костей расстались, то еще какой-то бред. Она выдавала им все это за чистую монету, даже не разобравшись, что на самом деле у меня на душе. Проработав полтора года на новом месте, мне пришлось уйти, тогда все стало еще хуже. Когда надо было поддержать, подсказать, как мне стоит поступать, куда идти, где искать работу, мама вновь от меня отвернулась. Начались издевательства, привычные уже попрекания едой, намеки на то, чтобы я свалила скорее. Абсолютно никакой поддержки, никакого понимания. Кто должен был меня направить на верный путь, если не она?

– Никогда не смогу так поступить по отношению к своим детям... – Я налила себе очередной бокал. Мне было безумно жалко эту молодую

девушку.

– Сестре она не раз говорила, что жалеет о ее рождении. Сказала, что пинать нужно детей под зад, как только они окончат школу. Больно было все

это выслушивать каждый день, и я ушла жить к Косте. Мы сняли квартиру.