Инквизитор - Борис Конофальский (2018)

— А вот, — стражник протянул Волкову крепкую недлинную палку с ладно привязанной к ней недлинной веревкой, на конце которой висела увесистая свинцовая гиря величиной с мелкое яблоко, — кистень.

Солдат взял и посмотрел вещицу. Вещь была добротно сделана и, безусловно, опасна. Волков раскрутил кистень в руке.

— Вот еще, — продолжал стражник, доставая нож, — тоже его.

Нож был тоже неплох, широкая короткое лезвие заточено до остроты бритвы, крепкая удобная рукоять из дерева. Такой легко спрятать в рукав, таким легко полоснуть по горлу или выпустить кишки.

— И вот еще, — стражник протянул солдату кусок тонкой, но крепкой веревку в пять локтей длинной. — Это все у него взяли. Холоп трактирщика прибежал, говорит, разбойник в трактире. Мы туда, а он там лютует и…

Солдат остановил его жестом руки и спросил у мужика:

— Твое?

— Мое, господин, — кивнул мужик.

— И ты не разбойник?

— Нет, господин.

— А кто ж ты?

— Я из судейских.

Солдат хмыкнул, а стражники и вовсе засмеялись в голос:

— Видели вы его? Из судейских он!

А Волков рассмотрел его повнимательнее: замызганная куртка, почти истлевшая исподняя, рубаха сто лет не стирана, стоптанные башмаки, дурацкая шапка. Волков явно не верил ему.

— Господин коннетабль, не то, что я из судейских, — начал пояснять мужик, — я при палаче служил, но приказы мне всегда секретарь суда давал.

— Секретарь суда? А где этот суд?

— Да в Райсбурге, я оттуда.

— Далеко, — сказал солдат.

— Неблизко, — кивнул мужик.

— А чего ты из богатого Райсбурга в небогатое Рютте подался?

— Так я не в Рютте шел, я шел в Байренгоф.

— И не дошел?

— Почти дошел, так меня по дороге мужик обогнал на телеге. С бабой он был, муку вез. И тут вышли добрые люди при броне и оружии из леса. Мужика побили до беспамятства и бросили, а бабу, коня и телегу с хлебом забрали. То, видно, дезертиры были. А я решил судьбу не пытать и вернулся, пару дней у монастыря пожил, а потом в Рютте пошел. Думал, работу тут какую сыскать, три недели жил, нет, почти четыре, в трактире, поиздержался. Одиннадцать крейцеров трактирщику задолжал. А этот безбожник велел своим холопам меня обыскивать. Ну, я им и дал пару раз, а они за стражниками побежали.

— Складно у тебя все, получается, — произнес Волков. — Вот только как мне тебя проверить. Гонца, что ли, в Райсбург послать? Или, может, дезертиров опросить? Если удастся их поймать, конечно.

Мужик вздохнул, чувствовал, что дела его — дрянь, смотрел в землю.

— Ну, допустим, ты не врешь, — продолжал Волков. — А почему ты из богатого Райсбурга в Байренгоф собрался?

— Так наш старый судья помер, и бургомистр — крыса, городской совет подкупил, что бы своего племянника на пост городского судьи пропихнуть. А тот приехал к нам в город со своими людьми, даже палачей своих привез. Нас всех на улицу пнули. Вот я к своему кузену в Байренгоф и подался. Может, там сгожусь.

— А звать то тебя как?

— Ламме, господин.

— А имя?

— Вроде как Фрицем, маманя звала в детстве.

— Вроде? Не помнишь, что ли?

— Так меня с детства Сычом звали, Фридрихом только поп да маманя.

— Почему Сычом?

— А слух у меня добрый, господин, и ночью я зорок.

— Ночью, говоришь, зорок? — спрашивал солдат внимательно глядя на мужика.

— Зорок, господин.

— И говоришь, что ты из судейских?

— При палаче состоял. И секретаря суда пожелания выполнял.

— А что делал?

— А все, что нужно. Присмотреть за кем, найти кого, с кем потолковать, а кого и приволочь куда надо.

Мужичок Фриц Ламме по прозвищу Сыч был весьма крепок, коренаст. И, глядя на его арсенал, Волков не сомневался, что и найти и приволочь и «потолковать» он может. За ним не станется.

— Раз ты из судейских, так может и грамоте обучен? — спросил солдат.