Инквизитор - Борис Конофальский (2018)

— Да, экселенц.

— Постирай одежду.

— Сделаю, экселенц.

Солдат смотрел в след уходящему Фрицу Ламме и мысленно прощался со своим полуталером, на всякий случай. Хотя надеялся, что этот ловкий малый ему послужит. Потом он встал, подошел к удивленным стражниками сказал:

— Никому о нем ни слова, сболтнете, голову сниму.

— Да, господин, — почти хором ответили стражники.

— Ни слова… — солдат погрозил им пальцем.

Солдат мылся и опять думал о Ламме:

«Если он не врал, он не сбежит, если не сбежит, то я поймаю ла Реньи. А если сбежит, то будет жалко деньги. Хотя, я готов их пожертвовать. Только бы увидеть лицо прекрасной Ядвиги когда я поволоку певчишку на виселицу».

— Люблю я это место, — сообщил Еган, когда они въезжали в замок фрау Анны.

— Ты мне бригантину почистил? — напомнил ему солдат.

— Забыл, завтра почищу.

— И рубахи чистой ни одной нет больше.

— Завтра прачке отнесу, — беззаботно пообещал слуга, — а сейчас пойду на кухню. Повара тут добрые. У-у, нашей скряге не ровня. Покормят. Пива нальют. А потом я в людской спать лягу. На кровать! До рассвета.

Но планам слуги не дано было сбыться. Солдат слез с коня, подошел к стражникам и произнес:

— Доброго дня вам, братья-солдаты.

— И вам господин коннетабль, — стражники госпожи Анны сразу приосанились, подтянулись.

— Прошу, вас, поучите вот этого олуха, — сказал Волков доставая пять крейцеров медью, протянул их стражнику с седыми усами.

— А чему же мы его сможем научить, — спросил тот.

— Тому, чему вас в молодости учили, как коня копьем бить, как тесаком работать, как щитом закрываться.

— А-а, — догадался усач, — солдатскому ремеслу.

— Поучим, поучим, — пообещал второй, забирая деньги, — уж не сомневайтесь, господин.

— Дотемна учите, спуску не давайте, он лентяй.

— Поучим, поучим, — заверил усатый, — наконечники с копий снимем, и будем учить, как нас учили, у нас не забалует.

— Расседлай лошадей почисти и сюда, — сказал слуге солдат.

— Как скажите, — вздохнул Еган.

Солдату нравилось в замке госпожи Анны. Нравились большие окна со стеклами, деревянные полы без вековой грязи. Нравилось, что стол недавно скоблили, и что в креслах с высокими, жесткими спинками лежат маленькие подушки. Ему нравилось подчеркнутое внимание госпожи Анны к его скромной персоне. Женщина не стеснялась встать, не дожидаясь лакея, положить ему в тарелку кусочек или долить вина. Помимо того она была еще и очень привлекательна. Ее сильное тело, не излишне полное и не костлявое, затянутое в легкий зеленый шелк отвлекало солдата от еды то и дело, как только она вставала и подходила к нему. Ее лицо в белилах и румянах, ее большие подкрашенные глаза — все говорило о том, что она ждала его и готовилась к его приходу.

В конце ужина, когда солдату уже налили кофе, она опять подошла к нему и, проведя рукой по два дня не бритой щеке, сказала:

— Когда допьете, поднимайтесь ко мне в покои.

— Бегом прибегу, — пообещал солдат.

Уже ночью они прямо в кровати пили вино. На столе горели свечи. А она, прижавшись к нему, стала вдруг разговорчива, плаксива. Волков слушал ее терпеливо, не перебивал. А она говорила и говорила: про умершего графа, которого она любила, и про его друга, болвана и пьяницу, Карла из Рютте, про своих несчастных детей, про заносчивую дрянь Хедвигу, дочь барона Карла, которую она запросто, по-простолюдински, звала беспутной Ядвигой.

— Почему вы считаете ее беспутной? — спросил солдат.

— Ей двадцать три, или нет, ей уже двадцать четыре, всех женихов отвадила, и говорят, что таскается по кабакам. — Отвечала фрау Анна. — Порядочные девушки так себя не ведут.

— А я смотрю, вы ее не любите, — улыбнулся солдат.

— А кто ее любит? Заносчивая, высокомерная дрянь, ее вообще любил только один человек, моя бедная дочь.

— Они были дружны?