Инквизитор - Борис Конофальский (2018)

Волков было пошел из подвал, но Сыч окликнул его:

— Экселенц!

— Ну.

— Я вот, что думаю, пока я калеку жечь буду не плохо бы егеря с собачками к дому ведьмы пустить. Нехай там поищет. Должно быть там что то.

— С чего ты так решил? Чувствуешь что то?

— Да нет, просто думаю про девчонку, что мы в подполе нашли. Думаю, правы вы были. Ведьма, конечно, могла ее для себя словить, а ежели не для себя, то кто-то должен либо рядом с ней жить, либо сам за ней прийти.

— Ни чего не понимаю, — сказал солдат. — Объясни.

— На ноги ее гляньте, пятки в трещинах, кости артритные, сами ноги опухшие. На таких ногах она далеко ходить не может. Значится, если девчонку она не для себя словила, то кто-то за ней должен прийти. А значит следы он оставит. Или этот кто-то, живет с ней рядом, к кому она и сама сможет дойти на таких ногах. Пусть егерь поищет.

— Понял, — согласился солдат, — скажу егерю, пусть ищет.

Ни ведьму, ни калеку ему жалко не было. Он убивал сильных, смелых и молодых мужчин, может быть когда-то он об этом и сожалел, а про старуху и калеку он даже не думал. Тем более, если они стояли между ним и его заветной мечтой, его землицей с мужиками. За эту землю он готов был жечь всех старух и всех калек графства.

Солдат вошел в донжон. Там, за длинным столом, он увидел Егана. Тот ел фасоль из одного горшка с конюхом барона.

— Еган, найди егеря, пусть завтра собирается к дому ведьмы.

— А кого ж ему искать? — пережевывал фасоль слуга.

— Кого найдет.

Еган бросил ложку, встал.

— Только сначала на кухню сходи, пусть кухарка мне свинину жарит — обещала.

Все-таки, Волков думал о смерти ведьмы, ел и думал. Думая про нее, он вспомнил про ларец. И пока кухарка приносила ему кусок пирога с требухой после жареной свинины, он приказал Егану принести ларец и теперь сидел, разглядывал его. Рядом уселся сержант. Волков достал бархат, развернул его и потрогал стекло. Обычно стекло — холодное, красивое, гладкое, чуть отливающие голубым. Солдат взял шар, с каким-то непонятным удовлетворением почувствовал его тяжесть в руке и решил снова поглядеть на красивые полосы, те, что видел в первый раз. Он понял, что просто глядеть на шар — дело бессмысленное. Вот лежит он на руке и лежит, а чтобы увидеть там что-то нужно в него заглянуть, словно в колодец. Он стал вглядываться, смотреть в центр шара. Долго вглядывался, но ничего, кроме размытых, перетекающих теней там не было. Он уже хотел было положить шар в ларец, как вдруг, внутри стекла как будто что-то появилось, то, что не расплывалось и не искажалось. Сначала это было простой точкой, что, мерно покачиваясь, плывет издалека. Эта точка приближалась и приближалась, быстро превращаясь в то, что он совсем недавно видел. Прежде, чем Волков понял, что это, у него резануло в груди. Прямо там, где еще недавно был огромный синяк. Закололо глубоко, да так, что вдохнуть из-за боли не мог. Солдат слабеющей левой рукой начал тереть себе грудь через кольчугу, дышал с трудом, но все равно продолжат таращиться в шар, жалея узнать, что приближается к нему. И он узнал, узнал то, что видел совсем недавно. Это был белесый глаз старухи с желтым бельмом. И этот глаз смотрел на него, видел его.

— Дьявол, — выругался солдат и кинул шар в ларец. Крышка ларца захлопнулась сама. — Разбить его надо.

Он открыл ларец, зашвырнул туда кусок синего бархата и снова его закрыл, заорал:

— Еган, где мое пиво?!

Еган, спускавшийся с кухни, развел руки.

— Господин, сейчас вам его принесу, — он пошел обратно.

Волков, все еще вспоминая страшный глаз, брезгливо повел плечами и повторил:

— Разбить его надо.

— Кого? — спросил Еган, останавливаясь на полпути.

— Никого, — буркнул солдат.