Отвечать ему Волков не собирался:

— Кто позволил вам, вчера запрещать моим солдатам покинуть город, чтобы набрать воды?

— О, то не мое решение, то решение самого герцога земли Ребенрее, он с самого первого дня чумы велел обложить город заставами. И никого не выпускать. Да и магистрат велел запирать ворота. Так что…

— Так что если еще раз вы попытаетесь помешать моим солдатам, я вас убью, — перебил его кавалер.

— Убьете, — в голосе доктора послышалась насмешка, — вы меня убьете? Хи-хи, хи-хи.

Волков никак не мог понять, как он пищит так, что его слышно из-под этой его маски. Но выяснять это он не собирался, он спросил:

— Кто вчера ночью приводил людей к моему лагерю, на винном дворе?

— К вашему лагерю, — ехидно переспросил доктор, — у вас уже есть лагерь в нашем городе?

— Убирайтесь с дороги, даже не вздумайте приближаться к моим солдатам. И вообще не попадайтесь мне больше на глаза, иначе вы больше не будете хихикать, — сказал кавалер и никто из присутствующих не усомнился в его словах, даже ехидный доктор.

Он отошел в сторону, его болваны тоже. Люди Волкова прошли мимо них. И когда отошли на пятьдесят шагов, доктор запищал так, что кавалер его услышал:

— Вы благородные, очень грубы, и за свою грубость вам когда-нибудь придется заплатить, слышишь, рыцарь, заплааатиииить. И не серебром. Ты сдохнешь, рыцарь, и людишки твои вместе с тобой. И очень скоро. Хи-хи, даа… Скоро…

А это была уже явная угроза. Смысла придерживаться приличий больше не было, по сути это было объявлением войны. Недолго думая, кавалер развернул коня, и дал шпоры, он решил убить доктора, на ходу тянул меч из ножен. Но доктор был не дурак, он и его болваны нырнули в раскрытые ворота зачумленного дома. И скрылись в самом доме. Кавалер остановил коня, конечно, лезть туда он не собирался. Чуть постояв, он стал догонять своих людей.

Солдаты его пошли к реке, набирать воды, а сам он поехал прямиком на заставу, где его встретили люди фон Пиллен.

— Господин, — сказал старший из них, — мы не можем вас пропустить.

— Мне и не нужно, пошли кого-нибудь в лагерь, там живут две госпожи, одну из них нужно позвать.

— Ага, — понимающе ухмыльнулся старший, — значит позвать вам госпожу.

Эта ухмылка Волкову не понравилась и он холодно продолжил:

— Пошли своего человека, пусть позовет мне госпожу Агнес, и пусть она возьмет то, что нужно.

— Как пожелаете, господин, — отвечал старший на заставе.

Агнес была умной девочкой, она знала, что нужно взять. Уже вскоре они сидели на берегу реки и разговаривали:

— Не знаю, как попасть в цитадель, а храм с мощами там.

— А что такое цитадель? — спросила она, доставая из синего бархата стеклянный шар.

— Крепость такая, там есть один упрямец, который ее охраняет. Говорит, что не пустит меня туда. А я не могу вернуться ни с чем.

Девочка огляделась по сторонам, никого вокруг не было. И тогда она стала снимать платье, и нижнюю рубаху. Волков старался не смотреть на нее голую, но заметил, что с тех пор как они уехали из Рютте, формы Агнес заметно округлились. Девочка поудобнее уселась на свою одежду взяла шар и еще даже не заглянув в него, стала улыбаться, той самой улыбкой блаженной, которая всегда присутствовала на ее лице, как-только дело касалось шара.

Кавалер лег на траву, рядом ожидая, когда она закончит, и ждать ему пришлось долго. Долго. Солнце грело уже плохо, тепло давно уже не было, река несла воды свои и приносила свежесть, но Агнес, казалось, того не замечала, хотя и подрагивала, и съеживалась. Кавалер глядел на ее посиневшее тельце, ждал, наконец, не выдержал, и отобрал у нее из рук шар. Подождал. Она сидела, словно просыпалась, и как всегда терла руками глаза. И ежилась от холода. Наконец повалилась на спину так и лежала молча, прикрывшись одеждой, продолжая тереть глаза. А время шло.