Мощи святого Леопольда - Борис Конофальский (2019)

— Брось, Скарафаджо, года три назад, у Энне, мы построились в баталию, и на нас налетели рейтары, пытались зайти с фланга, но мы успели перестроиться и они налетели на фронт, я оказался с арбалетом, в первом ряду, они остановились шагах в десяти от нас, стреляли рядами, хорошо были выучены. Я видел, как крутились колесики у них на пистолях, как вылетали искры из них, они делали залп за залпом, пока все ряды не отстрелялись. Кое-кому из наших, из тех, у кого был слабый доспех, досталось. И мне досталось. Две пули, были мои, одна в кирасу одна в шлем, — солдат сделал паузу, — видишь Скарафаджо, я сижу перед тобой. Они не пробили ни кирасы, ни шлема, а одного из них я убил. Из арбалета, Скарафаджо, я влепил ему болт в кирасу, он вошел на два пальца, рейтар уезжал и болтался в седле из стороны в сторону, и его поддерживали товарищи.

— Это было раньше, раньше брат-солдат, аркебузы — дрянь, пистоли — дрянь, старый порох тоже дрянь. Новый порох — это дело, новое оружие — это дело, — не сдавался Роха. — Мы покажем тебе новое оружие. Порох — это дело, Фолькоф, поверь мне, брат.

— Чушь, — не верил солдат, — что еще за оружие с порохом. Если ваше пороховое оружие тоньше ноги и пуля меньше сливы, то это безделица. Пушки — да, все остальное — баловство.

— Послушай, Фолькоф…

— Хватит, Роха, ешь спокойно, и вы ешьте, господа бродяги, я угощаю, — прервал его Волков.

Роха уткнулся в кружку с пивом, кажется, он сдался. И Винченцо Пилески был не весел, ел без аппетита, про запас, наверное. А вот молодой мастер не собирался сдаваться. Он не ел, смотрел на солдата и чуть подумав, сказал:

— Из своего оружия, с новым порохом, я пробью вашу кирасу на пятидесяти шагах.

Все перестали, есть, молчали, глядели на Волкова. Тот начинал злиться из-за ослиного упрямства этих людей.

— Из какого-такого своего оружия ты пробьешь мою кирасу? — четко выговаривал он слова с заметным раздражением.

— Он сделал мускетту, — сказал Роха. — Когда я только записался в терцию, у нас начинали их делать, но их мало было. А сейчас стали появляться и здесь.

— Я сделал мушкет, — сказал Яков Рудермаер твердо и при этом глядя в глаза солдату. — И из него, с новым порохом, я пробью вашу кирасу на пятидесяти шагах.

— Ты ж не видел мою кирасу, — произнес Волков.

— Пробью, какая бы не была, — продолжал упрямствовать рыжий мастер.

— Готов побиться об заклад? — улыбался нехорошей улыбкой солдат.

— Готов, — твердо говорил Яков Рудермаер.

— Ты ж нищий, что поставишь?

— Поставить мне нечего, — молодой мастер вздохнул.

Солдат поднес к его лицу кулак:

— Если пробьешь мою кирасу, будем разговаривать дальше, а не пробьешь…

Все все поняли.

— Я согласен, — продолжал упорствовать Яков.

— Нет, нет, — заговорил Роха, обращаясь к солдату, — он шутит, шутит он, он не согласен. Он дурень и не знает тебя, Фолькоф.

— Я согласен, — снова повторил Яков Рудермаер.

— Дурья ты башка, у него кулак, что твой молоток, вдарит — покалечит.

— Пусть, — упрямствовал мастер.

— Я так не согласен, — говорил Роха, — ты Фолькоф, мне мастера покалечишь. Нет, так дело не пойдет.

— Так, где проверять будем? — не слушая его, спросил Волков у Якова.

— Завтра на рассвете, у северных ворот встретимся, там за стеной, много пустого места. Там проверим.

— На том и порешили, — сказал солдат, — а что вы не едите, ешьте, ешьте, сейчас еще пива попрошу.

Глава третья

Агнес огляделась, не слышит ли кто, и зашептала солдату в ухо: