Мощи святого Леопольда - Борис Конофальский (2019)

— Блудная она, всем улыбается, всем отвечает. Нет, на простых и не смотрит, возницы да приказчики ей говорили, так она кривилась, а всем, кто в добром платье, улыбается. С одним таким и вовсе встала и говорила с ним посреди улицы. Тот в добром платье был и при оружии, и цепь у него была. С ним встала и говорила. Меня гнала, чтоб я не слыхала, о чем. Но я слыхала. Уговаривалась она с ним нынче ночью свидеться. Тот видно богатый, портки у него так широки, что в них и двое влезут. И на лентах снизу подвязаны, и чулки у него, белые аж глаз ломит. И цепь серебра толстого. Сказал, что ночью, после захода придет. А сейчас она велела воду к нам в покои подать. Волосы моет, и бесится, что рубахи свежей нету.

— А оружие у него какое? — спросил солдат. — Как у меня?

— Какое там, короткое с локоть, а ручка в серебре, а у вас-то в золоте. Вам-то он не чета.

— Стар, молод?

— Молод, вам то в сыны будет.

— Не спи, как она куда пойдет, за мной приходи.

— Так и сделаю.

Агнес поела и ушла в покои. Солдат даже усмехнулся про себя: «Бойкая шалава эта Брунхильда, хорошо, что взял с собой Агнес, она за ней присмотрит. В первый же день себе нашла забаву. Ну а я гляну, что за господин этот, в широких портках да при оружии».

Вскоре пришел Сыч. Жадно ел, рассказывал:

— Места в городе есть, да только, таких, чтоб все наши лошади вместились, да двор под телеги был, не так уж и есть. Нашел один такой дом, просят два талера, да двадцать крейцеров за месяц. Думаю, поторгуемся — уступят, на двух сойдемся. Но деньгу просят вперед.

— Очень дорого, — мрачно сказал Волков.

— Так-то — да, но всяк меньше чем тут.

Тут спорить было бессмысленно. Нужно было быстрее отсюда уезжать.

— Ты спать пока не ложись, сегодня хахаль к Брунхильде придет.

Сыч сразу переменился в лице, от легкой беспечности и следа не осталось:

— Убивать будем? — спросил он, перестав жевать.

— Ополоумел что ли? — солдат глянул на него. — За что ты собираешься его убивать. зато, что баба ему приглянулась? Так она многим нравится, ты всех резать будешь?

— Так она ваша баба, — сказал Сыч, — или нет?

— Моя. Наверное, — отвечал Волков как-то неуверенно, — но мне не нужно, чтобы ты всех убивал, кто к ней приходить будет.

— Ничего я не понимаю, ваша она или не ваша, — мрачно говорил Сыч.

— Тебе и понимать не нужно, сказал тебе не ложиться спать, вот и не ложись, — раздраженно сказал солдат.

— Так не лягу, — обещал Фриц Ламме по кличке Сыч.

Солдат видел, что он явно недоволен. Насупился. Но ничего больше говорить ему не стал.

Они вскоре поднялись к себе в покои, монах и Еган уже были там, валялись на тюфяках, но никто не спал, монах читал вслух книгу, Еган слушал. Солдат, не раздеваясь, завалился на кровать. Перина тут была хуже, чем у барона Рютте.

Но долго сравнивать перины ему не пришлось, вскоре в дверь поскреблись. То была Агнес:

— Нарядилась вся, пошла. Свистел он, — сообщила она шепотом.

— Ну и мы пойдем, — сказал солдат, — монах, ты тут останься с Агнес.

Он, Еган и Сыч, спустились вниз, в трактир. Там было уже немноголюдно, и за одним из столов сидели они: Брунхильда — хороша, как никогда, и юноша лет семнадцати из богатой, по его виду, семьи. Перед ними стояли высокие бокалы из стекла с вином.

Брунхильда, как увидала солдата с его людьми, окаменела лицом, рот разинула, сидела ни жива, ни мертва. Волков, Еган и Сыч встали рядом со столом, за которым они сидели. Юноша, оценив ситуацию, храбро встал, так они постояли чуть-чуть, разглядывали друг друга, Еган с усмешкой, Сыч с откровенной ненавистью, а солдат просто прикидывал, кто этот малец. А юноша храбрился, конечно, но страх до конца скрыть не мог, тем более, что девушка тянула его за рук и шептала:

— Господин, не грубите ему, не думайте даже грубить.

И он не выдержал и срывающимся голосом, чуть не фальцетом крикнул: