Хоккенхаймская ведьма - Борис Конофальский (2019)

Помещение для «бесед», было новым, как и сама тюрьма. Здесь всё было заставлено замысловатыми устройствами, которые помогли бы человеку говорить без лукавства и хитрости. Некоторые из которых Волков в деле даже и представить не мог, так затейливы были они. Но все они были страшны и зловещи. Кавалер сел за стол. Рядом расположился брат Ипполит, положив перед собой кипу бумаги и чернила с перьями. Тут же был Сыч, стояли напротив и местные палачи, люди видных физических достоинств и большого опыта. Все ждали, когда кавалер начнёт, а он не начинал, всё думал и думал, молчал. Ему стоило как следует подумать. Дела его были не просты. Думать или бежать, прихватив сундуки. За реку или к еретикам. В сундуках денег было море. Может, тысяч десять, а то и больше. Может, пятнадцать. Они бы с Брюнхвальдом могли попробовать уйти. Сесть на баржу и уплыть. Если, конечно, Брюнхвальд с его непомерной гордостью согласился бы на это. Или остаться тут, рискуя поехать завтра же в Фёренбург в кандалах, и доказать городскому совету, что бургомистр был в сговоре с ведьмами. Но как это сделать?

— Ну, что, экселенц, — пританцовывал от нетерпения Сыч. — С кого начнём, с ведьмы?

Волков глянул на него и ничего не ответил. Опять погрузился в размышления.

— Или, может, сразу с бургомистра? — не отставал от него Фриц Ламме.

Кавалер вдруг стал барабанить пальцами по столу, выбивая команду «стой, пики вперёд, упереть в ногу». Он принял решение и сказал:

— Нет, не с ведьмы и не с бургомистра.

— А с кого же? — спросил Сыч, не понимая.

Глава 34

Волков уже сбился со счёта, может, воскресенье на дворе. Народа на площади было, как на утро после мессы. И люди не расходились. Ждали чего-то. Может, слухи какие пошли, или увидели дорогую карету обер-прокурора возле ратуши, и ждали событий, в общем, добраться его отряду и двум телегам ко входу в ратушу было нелегко. Народ не молчал, видя его людей и его самого, говорил:

— Вон он какой.

— Ага, гордый.

— Это он бургомистра поймал?

— Он, он, и не забоялся же.

— А кто ж он такой?

— Говорят, рыцарь божий с Ланна.

— Ехал бы он отсюда в свой Ланн лучше, чего он тут рыщет.

— А вояка, видать, грозный, не чета нашим пузотрясам.

Всё это Волков слышал, ехал, прислушивался. Хотя в шлеме не много и услышишь. И он никак не мог понять, на его стороне люди или нет. Он бросал хмурые взгляды по сторонам и был доволен тем, что видел в глазах людей. Кавалер правильно сделал, что надел самую свою старую одежду. На нём была стёганка с изрезанными и заляпанными кровью рукавами, в которой он был в «Одноногом псе». Старые сапоги, до белизны стёртые на сгибах шпорами и стременами, и видавшая виды бригантина. Зато шлем поножи и наручи его сияли на солнце так, что смотреть больно. Он специально надел доспех не для боя, а для вида. Сам был небрит и строг. За ним ехал Максимилиан в колете его цветов и с чёрным вороном на груди. И вез его штандарт. А уж потом ехал Брюнхвальд, после две телеги, накрытые рогожей, а потом шли солдаты.

Люди расступались, пропуская их к ратуше. И они до неё добрались. Максимилиан спрыгнул первый, предал штандарт отцу, а сам помог кавалеру слезть с коня. Волков размялся, словно ехал много часов. Признаться, он волновался. Но оттягивать дело не собирался: дал знак. И всё началось.

Первым в ратушу пошёл Ёган, неся пред собой красивый, тяжёлый стул. За ним, хромая, шёл кавалер. Потом Максимилиан, но без штандарта. Люди Карла Брюнхвальда освободили вход в ратушу от зевак, сам он остановился в проходе.

Ёган вынес стул на середину залы, поставил его и встал рядом.