Хоккенхаймская ведьма - Борис Конофальский (2019)

— Поросёнка это хорошо, — кивал он, — с горчицей и мёдом очень хорошо поросёнка кушать.

— Именно, именно, — соглашались с ним святые отцы.

А народу на площади было уже столько, что солдат на всё не хватало, именно для этого святые отцы и брали столько солдат, в остальные дни надобно было едва четверть от отряда. Люди приезжали с окрестных деревень семьями, с детьми, брали с собой еду. Ехали смотреть казнь.

— Не пускай их сюда, — орал Брюнхвальд своим людям. — На пять шагов к эшафоту не пускай. Эй, ты! Убирай телегу, прочь, не ставь тут.

— Бургомистр скряга, эшафот из палок построил, — говорил кавалер.

— Да и Бог с ним, всё равно завтра разберут его.

— Да простоит ли он до завтра, сейчас взойдут на него шесть человек, как бы не рухнул он.

— Будем Богу молиться — не рухнет, — говорил ротмистр и тут же опять орал. — Куда с телегой прёшь? Сержант, не пускай их сюда с телегами, заворачивай их на улице обратно.

Бургомистр, члены магистрата, местные святые отцы и прочие нобили — все были в сборе. Женщин тоже привели, они стояли у эшафота. Покорные, не рыдали даже. Среди них была и вдова Вайс. Зная, что на эшафоте ей заголят спину, она была только в юбке и полотняной рубахе, и в чепце, да под шалью. Лицо её было бледное, почти белое, подстать её рубахе. Она то и дело бросала взгляды на Брюнхвальда. Тот ей едва заметно кивал. А потом начинал разговор:

— Ваш Сыч-то не подведёт? Не станет с неё кожу снимать?

— Карл, мы уже пять раз говорили об этом, — устало отвечал Волков.

— Я волнуюсь.

— Да не волнуйтесь вы.

Волкова начинала раздражать эта ситуация, не вовремя ротмистр затеял эти игры в любовь. Да и не та была бабёнка, чтобы так за неё волноваться. Повалять такую в перинах — это кто ж против будет, а вот в рыцарство играть-то зачем?

— Старый дурень, — тихо сказал кавалер тихо, чтоб Брюнхвальд не слыхал, — истинно говорят: седина в бороду бес в ребро. Или ещё куда.

— Что? — Не расслышал ротмистр.

— Говорю, все вроде собрались, чего святые отцы не начинают?

Брюнхвальд кивал соглашаясь.

А святые отцы, будто их услыхали, переглянулись и отец Николас сказал:

— Так, все вроде собрались, может и начнём, Богу помолившись.

— Так, почитайте молитву, отец Николас, — предложил отец Иоганн.

— А что ж, почитаю, — отец Николас встал, распевно и громко стал читать короткую молитву, — люди, кто смог, кто был рядом, слушали его и ему вторили, но таких было не много, уж больно людно было на площади. А дочитав, отец Николас кивнул Волкову:

— Кавалер, так начинайте уже дело.

Волков кивнул и сказал Максимилиану:

— Идите на эшафот, прочитайте приговор, но читайте погромче, попробуйте перекричать толпу.

А святые отцы позвали палача. Фриц Ламме выглядел неважно, болел ещё после того, как кавалер избил его палкой. Но, несмотря на это он почти бегом прибежал к святым отцам.

— Ты, добрый человек, бабам языки под корень не режь, — говорил отец Иоганн, — кончик режь, пусть шепелявят, но чтоб говорили.

— Да святой отец, — кивал Сыч.

— Правильно, — соглашался отец Николас, — баба без языка умом тронуться может, муж такую из дома погонит. Не милосердно сие, под корень жёнам языки резать.

Сыч опять кивал.

А Максимилиан тем временем залез на эшафот и начал громко читать приговор, так началась экзекуция.

Со вдовой Сыч закончил быстро, Волкову показалось что уж совсем не бил её палач, а только порвал рубаху на спине и делал вид, что бьёт. Кнутом щёлкал, а она даже и не кричала. Зато Брюнхвальд весь издёргался сидя в седле. Кавалеру даже неприятно смотреть была на это. Грозный и строгий муж, крепкий словом и рукой, тут вдруг чуть не рыдает. Когда вдову свели с эшафота, он к ней хотел бежать, да Волков не дал ему:

— Карл, сидите в седле.