Башмаки на флагах. Том первый. Бригитт - Борис Конофальский (2020)

Утром епископ к завтраку не вышел. Просил завтракать без него, так как он уехал в собор раздавать страждущим причастия. Приехавшие засветло Максимилиан и Увалень были приглашены к столу. Ещё до завтрака Элеонора Августа была зла, служанок домашних при ней не было, а монахини, что брались ей помогать с туалетами, делали всё не так. А уж с причёской так и вовсе всё испортили. Так испортили, что она стала вдруг плакать горько. И этим перепугала монашек. И муж был удивлён. Дочь графа не была так уж слезлива, если и плакала она раньше, так от бессилия и злости, и никогда не рыдала из- за подобных пустяков. А тут вон вдруг как. В общем, к завтраку господин Эшбахт шёл невесёлый, а госпожа Эшбахт шла заплаканная. В столовой зале их уже ждали, болтая о вчерашнем обеде, госпожа Ланге, Максимилиан и Увалень. Все поздоровались, сели за стол. И дурное расположение госпожи Эшбахт передалось всем иным. За столом сидели почти молча, пока не стали подавать еду. Повар епископа удивил всех изысканностью подаваемых к завтраку блюд. Первым делом был подан паштет из гусиных печёнок с черносливом и сливочным маслом. Все ели паштет, для всех то было редким лакомством, только Элеонора Августа есть его не стала. Для дочери графа, может, эта еда и не была диковинной. Она всё больше пила разбавленное вино с видом печали на лице. А после паштета подавали сырный пирог. Пирог был только что из печи. Дорогой сыр в нём был горяч, и к пирогу подавались ложки. Взяв ложку и отломив кусочек пирога, госпожа Эшбахт попробовала его. Волков, которому и паштет, и пирог были весьма по вкусу, вдруг увидел, как искривилось лицо его жены. Как она схватила салфетку и при всех выплюнула в неё еду. Он думал сначала, что для неё сыр в пироге слишком горяч, но Элеонора Августа вскочила из-за стола и произнесла:

— О Господи! — потом она повернулась к Волкову и зло крикнула ему. — Теперь вы довольны?

И, прижимая салфетку ко рту, пошла прочь, и спина её и плечи вздрагивали, сзади казалось, что её стало рвать. Волков удивлённо смотрел ей вслед, думая, что пирог вовсе не так отвратителен был.

Увалень и Максимилиан, бросив еду, с таким же удивлением, как и у Волкова, смотрели, как госпожа Эшбахт удалялась. А госпожа Ланге, напротив, была спокойна и так и не отрывалась от своей тарелки, ела пирог с лицом абсолютно равнодушным Её спокойствие дивило всех, но только кавалер осмелился спросить у неё:

— Госпожа Ланге, а не знаете ли вы, что с госпожой Эшбахт?

Бригитт, не поднимая глаз от еды, кротко отвечала:

— Дело то обычное.

Сказала и замолчала, дальше поедая пирог.

— В чём же обычность его? — не отставал от неё Волков.

Она же, набрав полную ложку великолепного пирога, произнесла:

— Супруга ваша, кажется, обременена.

И после этого красавица отправила ложку в рот. А вот он свою ложку бросил. Ему стало не до пирога.

Первое время Волков сидел, словно не понимая сказанных ему слов. Смотрел на с удовольствием кушавшую Бригитт, смотрел на всё ещё удивлённых Максимилиана и Увальня и лишь после осознал смысл сказанного. Кавалер встал:

— Извините меня, господа.

И быстро, насколько позволяла нога, пошёл за женой. Он нашёл её в их покоях. Элеонора Августа сидела на кровати и рыдала. Салфетка, испачканная рвотой, валялась подле.

— Что, вы довольны? — снова воскликнула она, увидав его. — Добились своего?

Он присел рядом, взял её влажную руку и не отпустил, хоть она и пыталась её отнять:

— Госпожа моя, смею ли я надеяться, что сбылось то, о чём я мечтал?

— Сбылось, сбылось, — всхлипывала жена, и от неё пахло рвотой. — Кровь уже месяц как должна была прийти, а всё нет.

Он погладил её по голове, словно маленькую, и говорил ласково:

— Отчего же вы плачете? То радость всем.